Всеволод Керов - Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII — начале XIV в.

Что касается идеи уничтожения материального мира, то катары и им сочувствующие, происходившие из зажиточных слоев, не могли быть заинтересованы в полном ее осуществлении. Они стремились к сохранению и упрочению своих, основанных на эксплуатации позиций.

С указанными воззрениями был тесно связан и тезис катаров о греховности, порочности католической церкви. Именно поэтому они создали свою собственную организацию, ей противостоящую.

На другой лад, в буквальном смысле, могли воспринимать упомянутый тезис об уничтожении материального мира еретики, принадлежавшие к беднейшей части населения. Бесперспективность положения толкала их к мысли о необходимости уничтожения вместе с ненавистным строем, угнетавшим их, и всего земного мира.

Характер и сущность учения катаров проявлялись не только в религиозной форме, но и в виде постулатов, касающихся различных социальных проблем. Мы можем предположить, что классовые различия в секте определяли и существенные различия в подходе к тем или иным социальным явлениям, к различным аспектам социальных отношений. Одной из таких социальных проблем было накопление катарами имущества. Само по себе оно не считалось грехом. Греховным считалось присвоение имущества другого в результате какого-то единовременного акта. Точнее, могло бы считаться, ибо это присвоение одобрялось при условии оказания постоянной поддержки секте. Судя по тексту допроса еретика (24, р. 12), речь шла о «верующих». Тем более это разрешалось «совершенным».

В этой позиции катаров явно сказывается влияние зажиточных слоев, заинтересованных в сохранении и увеличении своей собственности. Именно поэтому у катаров отсутствовали протесты против занятия ростовщичеством. Среди катаров встречались и ростовщики. Руководителями секты специально подчеркивалось (как бы в виде оправдания), что «брать проценты ни в какой мере не является грехом» ( usuram nullum esse peccatum ) (75, c. 26).

В материалах инквизиции мы находим упоминания также о недовольстве десятиной и другими церковными поборами. Катары неодобрительно относились к феодальной земельной собственности, считая ее «сатанинской несправедливостью». Они высказывали недовольство феодальными повинностями и различными формами феодальной зависимости (345, р. 10).

Взгляды катаров, их мировоззрение в значительной степени влияли на характер их обрядов, культа в узком смысле слова.

Катары объявляли все католические таинства «напрасными и бесполезными» (24, р. 12), «бранили и хулили их», таинство крещения они заменяли упомянутым обрядом соnsolamentum . Отрицая и высмеивая значение таинства причащения (евхаристии), они утверждали, что «освященная облатка не является телом Христа», как учила церковь (24, р. 24). В трактовке катарами акта крещения и причащения видны элементы рационализма, направленные против магии католических обрядов. Такой же рациональный характер их взглядов и действий проявлялся и в отношении брака. Катары отрицали таинство брака, считая плотскую связь грехом, поскольку брак благоприятствует действию Злого бога, помогающего распространению жизни. Браку, основанному на плотской связи, они противопоставляли духовный брак, основанный на союзе души и духа (бога) (24, с. 14). В позиции катаров по отношению к католическому таинству брака и к плотской связи проявилась их точка зрения о равенстве женщины и мужчины в противоположность господствовавшему в феодальном обществе взгляду о подчиненном положении женщины (345, р. 5). Отрицая значение таинства покаяния, катары заявляли, что отпущение грехов католическими священниками и даже самим папой не влияет на возможность «спасения»; подлинное покаяние возможно лишь для членов их секты (24, р. 12–14).

Церковным таинствам и обрядам катары противопоставляли свои собственные таинства и обряды. Свою секту они считали самостоятельной, «хорошей» церковью, «церковью Иисуса Христа», а католическую церковь называли дьявольской, великим Вавилоном, собором дьявола, матерью блуда (24, р. 10). В своих проповедях перед «мирянами» они разоблачали недостойную жизнь клириков и прелатов римской церкви, осуждали их «надменность, скупость, алчность, бесчестное поведение и другие злые дела» (24, р. 24). Они осуждали церковную иерархию, католические ордена, всю церковную организацию, все установления церкви, всех католиков считали еретиками, заблудшими (24, р. 10). Таким образом, не только верования, но и культ и мораль катаров носили откровенно антикатолический характер.

Идейные истоки воззрений катаров разноообразны. Исследователи отмечают сходство представлений катаров с концепциями гностицизма, с идеями, составляющими содержание некоторых восточных религий — индуизма, манихейства, павликианства, иудаизма, а также богомильства, не говоря уже о раннем христианстве (361). В соответствии с особенностями эпохи, социально-психологическая атмосфера которой была пронизана религиозными образами и настроениями, катары широко использовали в борьбе против церкви и ее догматов положения и отрывки из «священных книг». Это и была та «религиозная одежда», о которой писал Ф. Энгельс и с помощью которой вызывалось «бурное движение» народных масс в эпоху средневековья.

Основной формой деятельности катаров были проповеди и беседы членов секты с лицами, им симпатизировавшими; они стремились возбуждать антицерковные, антикатолические и в конечном итоге антифеодальные настроения, и это особенно беспокоило инквизицию и католическую церковь.

Жизнь катаров («верующих» и близких к секте лиц), хотя и не в полной мере аскетическая, тем не менее решительно отличалась от жизни развращенного духовенства. Современники отмечали обаяние «совершенных» на обездоленных людей из народа. Опасаясь воздействия катаров на массы, инквизиция считала в равной степени опасными как их устные проповеди, так и распространение рукописей, в которых излагались их воззрения (24, р. 16, 30).

Катары, в принципе, не прибегали к насильственным действиям, за исключением тех случаев, когда их движение использовалось в политических целях крупными феодалами Южной Франции.

В критике католической церкви (в том числе и в неприятии ее обрядов) отчетливо видно стремление катаров к замене официальной, господствующей церкви своей организацией, столь характерное для городской, бюргерской ереси. В то же время острые в социальном отношении положения идеологии катаров, например взгляды на земной мир как на воплощение зла, призывы к его уничтожению, свойственные крестьянско-плебейской ереси, не получили развития в каких-либо конкретных планах ликвидации феодального общества: в конечном итоге взгляды катаров на будущее свелись к пассивному ожиданию конца мира и «вознесения» душ. Это свидетельствовало о перевесе среди катаров представителей зажиточных городских (бюргерских) кругов, что приводило к ослаблению антифеодального характера движения.