Всеволод Керов - Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII — начале XIV в.

Советская историография использует достижения и некоторые выводы по изучаемым проблемам, содержащиеся в работах дореволюционных русских историков — Н. А. Осокина (170), Л. П. Карсавина (124), С. А. Котляревского (151) и других.

С. Д. Сказкин, отмечая, что главная ценность трудов, например, Л. П. Карсавина заключается в использовании огромного материала первоисточников, подчеркивает в то же время методологическую слабость его работ, написанных с субъективно-идеалистических позиций (196).

Вопрос о южно-французских бегинах был затронут в статье В. Ф. Шишмарева (впервые опубликованной в 1909 г.). В ней предпринята попытка установить связь между прогрессивными, свободолюбивыми идеями провансальской литературы XIV в. и еретическими концепциями бегинов и Петра Оливи. Естественно, что речь здесь идет прежде всего о представителях господствующего класса, близких к спиритуалам (234, с. 210 и след., с. 240–242).

ольшое значение для настоящей работы имеют также выводы, сделанные историками социалистических стран.

Историки ГДР Э. Вернер и М. Эрбштёссер, а также Б. Тёпфер рассматривают движение «пастушков» 1320 г. как народное, главную силу которого составляли беднейшие слои деревни и города (279, S. 81).

Историки ГДР внесли важный вклад в изучение ересей катаров и вальденсов, а также и других ересей, что отмечается в работах их советских коллег (158). В отличие от буржуазных авторов они решают проблемы еретических движений на основе марксистско-ленинской методологии. Они, в частности, ставят вопрос о социальной подоплеке этих движений, о социальном составе их участников и т. д. (см. работы Э. Вернера, М. Эрбштёссера (279, S. 23–46; 278, S. 20; 102); Б. Тёпфера (365), Г. Лея (155, с. 339, 403 и след.), Г. Коха (309, S. 156–180) и других историков.

Болгарские историки Д. Ангелов и Б. Примов, исследуя движение богомилов, анализируют и некоторые аспекты учения катаров, имея в виду их сходство с богомильством: дуализм и пр. (88, с. 461 и след.; 174, с. 17 и след., с 251 и след.). Их выводы имеют значение для определения идейных истоков катаризма (см. также посвященную катарам работу чешского историка М. Лооса (324).

Г. Лей присоединился к оценке учения Оливи рядом философов как умеренного аверроизма (155, с. 400–401). Б. Тёпфер немало страниц посвятил Оливи и вопросу о его влиянии на бегинов (365, S. 111, 217–238).

Движение бегинов и бегардов привлекает внимание и польских историков. Т. Мантейфель в своей книге, посвященной народным ересям и свободомыслию в средние века, вкратце коснулся и вопроса об идеологии южно-французских бегинов. Упомянул он и о «вдохновителе», как он пишет, их взглядов — Оливи (332, s. 92, 116–118; 333).

Так же, как и советские ученые, историки ГДР и Польши решают проблему «жизни в бедности» с материалистических позиций (155, с. 384; 370, s. 12 и след.; 334, s. 271).

Как мы подчеркивали, анализ указанных нами проблем неразрывно связан с критическим рассмотрением выводов буржуазных историков и философов [7] См. критику выводов буржуазной историографии во многих работах советских ученых (87, 90, 100, 110, 117, 149, 164, 205, 129, 137). , не исключающим, однако, использования результатов конкретных исследований этих авторов. Тенденция использования современными буржуазными идеологами средневекового материала для проведения определенной идеологической и политической линий, соответствующих их классовой позиции, явственно проявилась и в докладах буржуазных историков и философов на XIV, XVI и XV международных конгрессах исторических наук в Сан-Франциско (1975), Бухаресте (1980), Штутгарте (1985) (214, 261, 216, 210) и на других международных форумах, а также в вышедших в последние годы книгах буржуазных авторов (часть этих книг мы упоминаем в настоящей работе).

Буржуазные историки и философы отрицают классовый характер народных движений средневековья. По мнению Ги Фуркэна, в эпоху средневековья не существовало ни классов, ни классовой борьбы. Общество было разделено на различные группы — так называемые социальные страты. Члены каждой страты выполняли определенные общественные функции: одни производили, другие молились, третьи защищали остальных. Взрывы народного недовольства, по Фуркэну, не были связаны с классовыми противоречиями, с протестом против феодальной эксплуатации (286, р. 41–59) [8] Подробнее критику взглядов Фуркэна, Шоню и других буржуазных историков и философов см. в работе Е. В. Гутновой (112). .

Буржуазные идеологи отрицают определяющий характер социально-экономических отношений для изменений в области политической и идеологической надстройки в феодальную эпоху вообще и во Франции в рассматриваемый период в частности.

Если же эти авторы и отмечают роль экономических и социальных явлений, то рассматривают их в духе характерной для позитивистской философии теории так называемых равноправных факторов. И социально-экономические, и политические, и идеологические факторы имеют, согласно этой теории, одинаковое значение, равным образом влияют на развитие исторических событий (280, р. 93 и след.).

Доминирующим для буржуазной историографии является отрицание классового характера выступлений народных масс, в частности восстания «пастушков» 1320 г., отрицание социально-экономических причин их возникновения. Для буржуазных историков восстание 1320 г. было или «походом детей», или «крестовым походом», но чаще всего брожением, вызванным смутьянами и не связанным с условиями жизни участников этого восстания, которых авторы сплошь и рядом называют «бродягами» и «бандитами» (250, р. 231–232 —см. об этой работе: 220; 318, р. 417–423; 259, р. 96–97; 263, р. 52–54; 236, р. 260–264; 258, р. 96–97 и др.).

Отрицание буржуазными историками классового характера народных выступлений распространяется и на еретические народные движения. Буржуазная историография, считая проблему ересей и еретических движений весьма актуальной, уделяет ей много внимания. Подход буржуазных историков и философов к этой проблеме, так же как и к более общему вопросу о роли церкви и религии в феодальную эпоху, связан с их оценкой феодализма в целом и в конечном итоге также обусловлен их идейными, методологическими позициями. Этот подход определяется отрицанием роли социально-экономических факторов в процессе формирования и развития ересей и еретических движений. Указанные авторы не отрицают, что ереси были направлены против римско-католической церкви и церковной иерархии. Однако они не видят в ересях и еретических движениях формы протеста народных масс против феодальной эксплуатации, формы, обусловленной той ролью, которую играла в средние века католическая церковь, освящавшая феодальные порядки. Возникновение ересей объясняется буржуазными историками и философами сугубо религиозными, внутрицерковными причинами [9] См. материалы международного коллоквиума, посвященного ересям (296). См. также 267, 342, 343. Подробнее о позиции буржуазных историков см. в критических статьях (130, 181). . У некоторых авторов определение ереси как продукта спекулятивного мышления набожных личностей сочетается с идеей, согласно которой в ересях отражаются требования улучшения условий жизни, выдвигаемые угнетаемыми классами (см. 315 и след.).