Иван Клулас - Повседневная жизнь в замках Луары в эпоху Возрождения

Из этих наставлений ярко вырисовываются образы молодых людей, шумной толпой окружавших принца в садах, залах и покоях замков.

Богатая сказками и новеллами литература дарит нам множество историй, и этот маленький мирок оживает. Продолжая традицию Боккаччо и «Ста новых новелл», написанных для герцога Бургундского Филиппа Доброго, «Новые забавы и веселые разговоры» Бонавентюры Деперье, камердинера Маргариты Наваррской, содержат интересные свидетельства о жизни двора. Эти новеллы скорее всего были написаны во время царствования Франциска I, но вышли в свет лишь в 1558 году после ужасной смерти их автора, очевидно покончившего с собой.

Помимо знатных сеньоров в сказках и новеллах начинает фигурировать и королевская гвардия. Один шотландец, лучник стражи, женившись на фрейлине некой принцессы, сильно обманулся в своих ожиданиях, когда во время брачной ночи юная супруга, выглядевшая девственницей, в делах любви оказалась не менее опытной, чем проститутка. Другой шотландский гвардеец, штудировавший в юности «изящную словесность», снимал в городе комнату у одной вдовы. Он с большим трудом говорил по-французски. Когда у него заболел живот, он сообщил об этом хозяйке следующим образом: «Мадам, я имею сильную боль в моем чемоданчике».

Среди людей, постоянно сопровождавших князей, находились и такие, кто играл роль штатных забавников. Они подшучивали сами над собой даже на смертном одре. Один шут, над которым проводили соборование, поджал под себя ноги. «Священник сказал: — Я не понимаю, где его ступни. — Да посмотрите, — ответил тот, — они же на конце моих ног, там и ищите!»

Пажи и балагуры — настоящая шайка безрассудных сорванцов. Однажды пажи прибили к столбу за ухо Кайета, шута Франциска I, который притворялся слабоумным. Проезжавший мимо знатный сеньор спросил у Кайета, кто его туда поставил: «Ки ля ми ля?» [108] Искаженное « Qui l'а mis la ». А тот пропел: «Со ля миля!» [109] Искаженное « Un sot l'а mis la ». («Один дурак поставил меня туда!»). Сеньор рассвирепел и приказал своему оруженосцу допросить пажей. И каждый отвечал: «Нет, сеньор, это не я. Меня там не было». И Кайет тоже в свою очередь произнес: «И меня там не было». А потом попросил пажей, чтобы к столбу прибили и второе его ухо.

Другие истории рассказывают про Трибуле, знаменитого шута Франциска I. Он слез с лошади, желая наказать животное, «пустившее ветры перед королем». Сняв с нее седло, он вынес приговор: идти без всадника. В другой раз он продал лошадь, чтобы купить овса. Потом продал овес, чтобы купить хлыст.

Шуты устраивали свои проделки ради потехи короля, наперекор воле знатных сеньоров, вынужденных принимать участие во вздорной забаве. Пьер де Бурдейль, которому было восемнадцать, когда в 1557 году Генрих II сделал его аббатом де Брантомом, собрал интересные заметки, касающиеся этого времени. В «Жизнеописаниях великих иностранных полководцев» он рассказывает об обмене шутками дурного тона между шутом Генриха II, Жаном-Антуаном Ломбардом по прозвищу Брюске [110] Brusquet — грубиян. и маршалом Пьеро Строцци в период с 1554 по 1558 год. Брюске занимал прекрасное положение: он добился права иметь почтовых лошадей. Был он очень богат и обладал красивой серебряной посудой. Однажды маршал Строцци присутствовал на празднике в черном бархатном манто, расшитом серебром. Чтобы посмешить Генриха II Брюске прикрепил к шлейфу манто шпиговальнуто иглу с ломтиками сала [111] Своего рода каламбур — слово lardon означает по-французски и «ломтик сала», и «язвительная насмешка». , которые взял на кухне. После того как король вдоволь насмеялся, маршалу пришлось отдать свое манто Брюске. Вскоре он отомстил ему, поручив бродягам украсть серебро Брюске. Шут отомстил, в свою очередь похитив самую красивую лошадь маршала и превратив ее в почтовую. В ответ Строцци захватил двадцать почтовых лошадей Брюске. Тот предложил маршалу заключить перемирие и пригласил его с двенадцатью сеньорами на обед. В виде угощения он подал пироги со старыми удилами, подпругами и прочими остатками сбруи почтовых лошадей. Маршал его жестоко наказал: он тоже пригласил шута в гости и подал ему на обед мясо его любимого маленького мула. В следующей истории участвовала королева Екатерина, принимавшая супругу Брюске. Чтобы повеселить придворных, шут убедил обеих дам в том, что другая плохо слышит. Все просто умирали от смеха, наблюдая, как обе орут «ради взаимопонимания». Неожиданно появился Строцци и велел одному псарю поднести его охотничий рожок к уху жены Брюске и сыграть сигнал охоты. Несчастная женщина на целый месяц лишилась слуха.

Многие истории, записанные Брантомом, такого же сорта. Шуты и знатные сеньоры безжалостно издевались друг над другом, ведь шут представал своего рода смешной копией дворянина, как, впрочем, и карлики.

Кроме шутов, в большой моде при дворе были обезьяны, возможно потому, что они тоже повторяли и передразнивали повадки своих хозяев. Многие новеллы рассказывают о проделках обезьян и о любви к животным их хозяев. Так, один аббат, заключив контракт с неким итальянцем, доверил ему свою обезьяну, чтобы тот за шесть лет научил ее говорить по крайней мере так же хорошо, как умел говорить его попугай. Разумеется, итальянец обманул аббата.

В замки наведывалось множество мошенников. В 1545 году в Блуа королевский прево Ля Вольт задержал вора-карманника, одетого как богатый мещанин-торговец. Пока он разбирался с ним, их обступили благородного вида люди в элегантных костюмах. В действительности это были другие карманники, и им удалось срезать у прево его кошелек, пока он вершил суд над пойманным на месте преступления! С другим вором произошла еще более замечательная история. Во время мессы Франциск I, стоя напротив кардинала Лотарингского, заметил дворянина, запустившего руку в мешочек для пожертвований прелата. Вор заметил, что король наблюдает за ним, и сделал ему знак не поднимать шума. Франциск решил, что это розыгрыш. Когда служба закончилась, король нашел предлог попросить кардинала открыть свой мешочек. Можно представить себе недоумение прелата, обнаружившего, что его обокрали. После того как все вволю насмеялись, король спросил у присутствующих, кто это сделал. Разумеется, вор и не собирался называть себя! «Тогда вышеназванный кардинал попытался обернуть насмешку против короля, но тот, прибегнув к своей обычной клятве — дав слово дворянина — сказал, что впервые в жизни мошеннику удалось сделать его своим сообщником».

Таким образом, воры могли безнаказанно появляться при дворе и дурачить даже короля.