Олаф Брок - Диктатура пролетариата

Закон и суд – это всего лишь инструменты в руках власть предержащих.

В норвежской коммунистической прессе это высказывание приобретает форму пассивной жалобы: «классовый суд» – суд, направленный против их однопартийцев. В России высказывание отражает активный принцип, реализующийся на практике с самым бессовестным цинизмом: закон и суд должны быть инструментами для пролетариата, для законников, для нас. На что только не идут власти, чтобы удержать контроль над решениями суда. Не знаю, является ли это официальным предписанием, но в Москве ситуация такова, что сдавших экзамен заседателей заносят в три списка. В первом значатся те, кого можно допускать к текущим рутинным делам, не представляющим для партии особого интереса; ко второму списку следует прибегать, чтобы быть уверенным в «удобном» исходе дела; третья категория – «передовые войска», по меткому выражению одного адвоката, это люди, на которых можно положиться при необходимости обеспечить правильный «политический» приговор, особенно если речь идет о назначении высшей меры наказания. Вот в чем заключается слаженность коммунистического судебного аппарата. Вожди партии, исходя из вышеозвученного принципа, просто спускают директивы насчет требуемого исхода дела, и тогда закон уже не действует, тогда «закон сообразуется с судейским усмотрением», тогда судья судит, как гласит крылатое выражение, «руководствуясь своей революционной совестью». Предлагаю сравнить эти тезисы с параграфами 72–73 неоднократно цитированной здесь программы 1919 года, в которых на утвержденных Советами судей накладывалось обязательство при недостатке декретов руководствоваться своим «социалистическим правосознанием». Я лично слышал от опытнейшего «судебного помощника» высшего ранга, адвоката старой школы, что во время заседаний и при ознакомлении с протоколами можно констатировать, что очень часто приговор выносится до слушанья. Допрос свидетелей и обвиняемого может быть без весомой причины остановлен на заранее оговоренном этапе: всем известно, как долго разбирательство должно длиться. Заранее выносится даже приговор о расстреле – это, как говорит мой знакомый адвокат, тоже подтверждается протоколами, только доступ к ним закрыт. Далее, общеизвестен тот факт (его достоверность лично подтвердил один из пострадавших от режима), что снова практикуются ужасные инквизиторские методы допроса, запрещенные в царское время. «В целом, если сравнивать сегодняшнее положение дел с отрицательными сторонами прежнего режима, то я, старый адвокат, не могу не заявить, что при царе было немыслимым, даже в самых приблизительных чертах, то, что творится сейчас». Это же подтвердили и многие другие мои собеседники.

Но ведь справедливости в принципе не существует. Это лишь буржуазный предрассудок. Справедливо то, что удобно, практично. Этими словами пресекается любая критика. Бухарин доводит эту максиму до крайности в памфлете «Пролетарская революция и культура»: «Каждый марксистский член пролетариата осознает, что ему необходимо и насколько, поэтому он никогда не будет рассуждать таким же образом, как это делает представитель буржуазного мировоззрения, например, в этической сфере… Напуганные буржуазные шавки постоянно задаются вопросом, дозволено ли убить человека, застрелить полицейского или начальника. Мы же, напротив, говорим, что все должно быть подчинено практическим рассуждениям о том, насколько дело служит целям революции и осуществлению той или иной задачи».

В таком случае, уже не вызывают удивления следующие судебные решения. Заслуженный пожилой инженер одной из железных дорог получил предложение от некоего ремонтного предприятия проконтролировать расход строительных материалов за приличное вознаграждение. Сотрудничество сулило обоюдную выгоду. Инженер переслал предложение начальству – и все. Ничего другого он не предпринимал, никаких других доказательств суд не нашел, но на этом основании инженера обвинили во взяточничестве и приговорили к трем с половиной годам каторжных работ. По-видимому, было «удобно» убрать его с дороги – невольно думаешь о закулисных интригах кандидатов на хорошее место, уж слишком часты такие печальные эпизоды в России при диктатуре.

Само правосознание, разумеется, погребено под этими циничными догмами судопроизводства, которые транслируются через агитационные воззвания, лекции, литературу. Вот простой пример из жизни. Один юрист занимал высокую должность советника в государственном учреждении. Это учреждение судилось с частной фирмой по поводу одного предприятия. Советника попросили проанализировать перспективы дела. Он вынес вердикт, что его учреждение допустило погрешность, которая, вероятнее всего, склонит суд на сторону противника. Начальник-коммунист вызвал юриста к себе:

– Вы у нас служите! Вы здесь жалованье получаете! Как же Вы смеете выступать с заявлением против Вашего работодателя?

Седовласый правовед попытался объяснить, что служба и жалованье никак не могут быть связаны с его вердиктом – ведь он выполнял поручение и представил профессиональное заключение на основании действующего закона. Но начальнику такая логика была недоступна. Государственный служащий должен был ответить за выступление против своего работодателя. Почтенного пожилого специалиста, который не мог отказаться от своих убеждений, арестовали. Его все-таки (я хотел было написать «почему-то») признали невиновным, но к тому моменту он уже пробыл в тюрьме пять месяцев.

Неудивительно, что засилье жестокости и анархии во времена войны и террора сильно исказили понятия народа о справедливости, породив жажду линчевать и вершить самосуд. Это подкрепляется показательными примерами, в частности, из сельской жизни. Однако чего уж точно нельзя ожидать, так это того, что практикуемый вождями «классовый суд» сможет обновить правосознание народа.

Очень хотелось бы, чтобы вздыхающие по большевизму соотечественники осознали, во что бы вылился уголовный кодекс 1923 года, если бы другие политические партии решили следовать его модели.

В статье 57 написано: «Контрреволюционными признаются… действия в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к ее свержению…» Высшей мерой наказания по данной статье является расстрел.

В переложении для буржуазного законодательства эта статья звучала бы следующим образом: «Как особо тяжкие преступления следует рассматривать действия в направлении помощи той части международных коммунистов, которая не признает равноправия капиталистической системы частной собственности и стремится к ее свержению…» Пожалуй, немало коммунистов сидело бы «в строгой изоляции», было бы отправлено на каторжные работы или даже было бы расстреляно, если бы мы переняли такую модель законодательства.