Олаф Брок - Диктатура пролетариата

Но накрывшая старые нормы морали разрушительная волна, сопутствующая идеологическим убеждениям секты коммунистов и их последователей, оставила после себя водоворот, который должен утянуть в пучину свойственные остальному населению представления о приличии. Годы войны и лишений стали тяжким испытанием. Голод вызывает в человеке волчий инстинкт. Тяжелая борьба за корку хлеба, за выживание не способствует моральному возвышению обычного человека. России потребовались бы годы, возможно, десятилетия, чтобы восстановить утраченное. Но все же это ничто в сравнении с той борьбой за жизнь и будущее, которую после войны и страшной нищеты вынуждены вести лишенные партийных привилегий слои населения в современной России.

При политической системе, отрицающей все нравственные нормы, признающей справедливым то, что в данный момент является для нее удобным, обходящей на практике те максимы, которые на словах ею же превозносятся, и потому превращающей жизнь страны в наглый фарс, – как можно ожидать, что человек, вынужденный выживать при таком режиме, например, бессердечный спекулянт или бесчувственный солдафон, вспомнит о старой морали, если этого не требует само государство? Большевизм в своем диком безумстве, наоборот, только высвобождает низменные физиологические инстинкты. И большевики, с их жестоким эгоизмом, воспринимают все ценности как равновеликие ставки на игральном столе жизни. Они сами обманывают и лицемерят, жульничают и угрожают, ставя на кон чужую жизнь и благополучие, как будто это их собственные деньги или имущество. Они ведут в игре. Они не останавливаются ни перед чем. Они уже образовали первый в истории диктатуры пролетариата высший экономический класс, свободный от груза неудобных старомодных норм.

Толпе рядовых коммунистов уже не помогут воспитательные наставления Троцкого. Заставить таких личностей пересмотреть манеры поведения сможет только грамотная нравственная политика и безупречная мораль общественных властей. Одним из проклятий большевистского насильственного переворота является то, что его методы – не социалистическая идейная основа, а именно кровожадные методы – не могут не вызвать соответствующее противодействие, и это запускает индукционный поток жестокости в обществе, оказавшемся в когтях революционеров. Ситуация в России – ужасное тому свидетельство.

Созерцание этого упадка не может не вогнать в жесточайшее уныние.

– Но разве Запад не придет к нам на помощь? – спросил меня однажды вечером пожилой господин, светило мировой науки.

– Мне кажется, – отвечал я, – что здесь Европа ничем помочь не сможет, Россия должна сама довести до конца борьбу с собой и ради себя.

– Но разве Запад не видит, что тогда русский народ ждет неминуемая гибель, что люди, захватившие власть, взбудоражив самые низменные инстинкты, и несмотря на громкие фразы удерживающие ее исключительно путем жестокости и насилия, что они хладнокровно толкают народ к обрыву и что здешняя нравственная зараза непременно приведет к крушению Западной Европы?

Этот отклик на мою реплику прозвучал как крик отчаяния. В нем отразились растерянность и уныние, поразившие большинство представителей старой интеллигенции. Вера, с гордостью хранимая ими в годы страданий и крайних лишений, теперь, когда пик материального кризиса пройден, тонет в пессимизме рутинной жизни.

У меня иной взгляд. Все плохое, что я видел и слышал, не сможет поколебать мою веру в то, что русский народ найдет силы взрастить здоровую нравственную реакцию, которая возвратит его к благим основам старых устоев, заглушит сорняки и, в противовес материализму и нигилизму, вдохнет новую жизнь в разумные, вечные ценности. В революционной буре и при большевистской разрушительной деятельности народ заплатил неизмеримую, невозможную цену за сравнительно малые достижения. В этом пример России должен убедить даже самых ярых проповедников революции в нашей стране, особенно если они удосужатся исследовать нравы, восприятие справедливости и сферу человеческих отношений. Здесь, во всяком случае на мой взгляд, едва ли можно говорить о каких-либо заслугах большевизма.

Тем не менее в этой сфере ощущается зарождение ростков чего-то нового.

Я обрисовал мое восприятие того, как демон большевизма рука об руку с жестоким эгоизмом подрывают нравы в России. Но обе эти составляющие лишь крупицы в многообразии русского народа и общества. Помимо них есть широкие слои населения, для которых Моисеевы заповеди и Нагорная проповедь не пустой звук и которые еще руководствуются, осознанно или неосознанно, принципами умеренного эгоизма, здорового альтруизма и нормальной человечности. Они борются с плевелами, пытаясь хоть как-то поддержать нормы на плаву. В другой главе у меня есть несколько заметок об учащейся молодежи – ее путь нелегок. Именно среди этих широких несознательных или полусознательных народных масс нужно нащупывать почву. Виденное и слышанное мною часто указывает на снизившийся уровень воспитания, но общее впечатление не оставляет сомнений: среди этих масс большевизм не даст сильных всходов. Наоборот, здесь встречаешь, пускай временами робкое и слабое, но все же ярко проявляющееся, в виде насмешек или негодования, неприятие коммунистической жестокости и аморальности. Только идеологический террор и цензура пока еще удерживают народ от открытого ропота.

Но вместе с тем можно отметить некоторое духовное измождение, почти оцепенение, поразившее остатки образованных кругов. Здесь работает, как я уже замечал, «закон относительности». Всякий раз, когда я заводил разговор о тех горестях и унижениях, свидетелем которых я был, или спрашивал, почему недовольные еще не объединились против давно прогнившего деревянного идола коммунизма, я наталкивался на следующее возражение: так-то так, но если бы Вы только видели, что творилось два-три года назад… Тем самым мысль обращалась к годам ужасной нищеты и первой волны террора, с их трагической и гротескной реальностью, когда всемирно известный физиолог был вынужден чистить на кухне замерзшую картошку, лишь бы дать детям возможность спокойно работать, когда мой добрый друг, сухонький, больной ученый-лингвист, будучи инвалидом, из последних сил тащил на себе дрова для семьи и погиб от голода и физического изнеможения… В свете тех страданий все то, что претерпевает народ сейчас, блекнет и кажется, безусловно, менее тяжелым и относительно сносным. Только когда воспоминания прошлого утратят яркость, можно ожидать, что сегодняшние испытания выйдут на первый план со всей резкостью и всколыхнут в людях потребность в восстании. И если оно будет запаздывать, следует помнить, что война и коммунистический режим забрали жизнь и свободу у сильнейших личностей, опаснейших противников режима. Произошел «обратный» естественный отбор, и нужно дождаться возмужания новых сил.