Олаф Брок - Диктатура пролетариата

Науке, высший школе, воспитанию и образованию молодого поколения посвящены следующие четыре главы Описывая систему образования, Брок искренне восхищался мужеством русских профессоров дореволюционного поколения, которые были вынуждены работать в тяжелых условиях советских университетов, и ужасался сложившейся обстановкой. Многие из дореволюционных светил науки погибли или бежали, и только единицам удалось выстоять. Крылатой среди русских коллег Брока стала фраза о том, что жизнь уподобилась пребыванию в сумасшедшем доме, когда не знаешь, что произойдет через неделю. «Изменений в мире вузов столько, что всё это производит впечатление настоящей свистопляски». Постоянно хаотически и бессмысленно менялась система высшего образования, заслуженные профессора, ученые, преподаватели бесцеремонно увольнялись новоиспеченным руководством, а их место занимали угодные системе необразованные бездари. Броку не раз приходилось слышать такие фразы: «На следующей неделе мы не знаем, где, собственно говоря, будем учиться».

Для советской власти армия уволенных преподавателей в своей беспроглядной нищете представляла опасные остатки империалистической и контрреволюционной ереси. Невостребованная новой властью интеллектуальная элита дореволюционной России должна была умереть духовно и, по возможности, физически. Образованные умы необходимо было во что бы то ни стало задушить в большевистских тюрьмах. А если они и оставались по другою сторону решетки, то были заведомо обречены на голодную смерть: без пенсии и возможности получить другую работу, им было запрещено покинуть «райскую жизнь» в стране советов.

Не ускользнула от пристального внимания Брока и система приема в высшие школы, в основе которой была узаконенная система с привилегированным классом пролетарского сословия: «Решение о приёме в вуз принимает своевольная партия, и лицемерное доктринёрство настолько культивируется, что нам, простым смертным, оно представляется чем-то непостижимым – в частности, если посмотреть на это с точки зрения собственно коммунистического учения. Здесь речь идёт в первую очередь не о способностях. Самое главное – борьба за абсолютную верховную власть «класса», обеспечение привилегированного положения пролетариата, то есть коммунистической секты, работа во имя нового мировоззрения с упором на представление о том, что она может быть осуществлена только теми, кто принадлежит к истокам, истинному, неиспорченному пролетариату. Все остальные заражены опасными буржуазными взглядами, и у них, в лучшем случае, может случиться рецидив. Всем остальным, следовательно, должен быть самым тщательным образом закрыт доступ к высшему образованию, а если возможно – то и к образованию вообще. И здесь нет места ни стыду, ни сентиментальным предрассудкам. Система совершенно ясна».

Брок отмечает, что вся система приема и обучения в высших и даже средних школах функционирует как прекрасно отлаженная система, в которой есть что-то абсолютно сатанинское, что-то дьявольское, как охарактеризовал эту систему один из видных психологов и писателей России в беседе с Броком. Что же касается бесклассового общества и возможного риска, что, получив высшее образование, человек, хотя он и вышел из рядов пролетариата, сможет со временем выделиться и перейти в другой класс, слой новой интеллигенции, Брок пишет: «Если кто-то сомневается, то я попрошу раскрыть брошюру Бухарина, стенограмму его доклада от февраля 1923 года «Пролетарская революция и культура». Бухарин видит, что пролетарское происхождение не может быть полной гарантией от возможности перехода в другой класс, и этому крайне необходимо препятствовать всеми средствами. Поэтому предлагается проводить приемы в высшие школы только исключительно из пролетарских кругов, и таким образом закрыть путь к высшему образованию детям и внукам тех, кто высшее образование уже имеет.

Последняя глава – это своего рода подведение итогов, которое Брок начинает словами: «Соприкасаясь с жизнью, российский эксперимент не выдерживает этого соприкосновения. Большевики по-прежнему восседают на троне, опираясь на своё «мировоззрение», однако последнее покоится на руинах выдуманного марксистского замка. Эти обломки приводят нас к мысли: быть может, основная ошибка крылась в самом фундаменте замка, который хотели построить Ленин и его товарищи?» В этой главе Брок обращается к самым различным сферам жизни русского общества: экономике, системе банков, налогообложению, культуре и т. д. Именно в этой главе он вкратце касается и вопросов частной собственности, аграрных вопросов, отношения крестьян к существующему строю и праву владения землей. Так, подняв вопросы коллективного и частного права землевладения, Брок, цитируя своего русского друга, приходит к выводу: «Частная земельная собственность по-прежнему считается частной земельной собственностью. Думаете, коммунисты посмеют ее затронуть? Наш крестьянин защищает землю, которую считает законно приобретенной, с вилами и кулаком, своей жизнью». Было очевидно, что крестьянство в целом, не проявляя ни энтузиазма, ни интереса к большевистским идеям, отклонило вмешательство коммунистов. И автор с горечью заключает, что все эти новые активные и интенсивно размножающиеся организации, несмотря на якобы талантливых лидеров, под более пристальным взглядом приходится списать до нулевого уровня.

Уже в предисловии Брок обращает внимание читателей на то, что он свою книгу не адресует лидерам советского государства, поскольку они глухи к открытому и чистосердечному призыву опомниться и одуматься, они не способны услышать голос человека, всем сердцем полюбившего их страну и народ еще в молодости. Автор осознает это и говорит открыто: «Мой голос не прозвучит как громкий клич – он не имеет влияния в тех кругах. Я пишу для других. И, верю, не напрасно».

Как было сказано выше, книга норвежского профессора «Диктатура пролетариата», запечатлевшая его потрясения увиденным в Советской России в начале лета 1923 года, была опубликована осенью того же года. Очень скоро она была переведена на шведский, французский и английский языки. В шведском переводе книга вышла в 1924 году, французский перевод, основанный на издании для народных библиотек, вышел в 1925 году, a вот ее английский перевод так и остался неизданным. Машинописная рукопись этого перевода, датированная 9 мая 1924 года, хранится в Норвежской Национальной Библиотеке в Осло в архиве Олафа Брока.

Как следует из титульного листа, этот перевод был выполнен в американском университете Йова норвежцем Хеннингом Ларсеном [9] Норвежец Хеннинг Ларсен эмигрировал в Америку в 1900-х годах, был лингвистом по специальности и в 1920-х годах занимал должность доцента в университете Йова [Blegen 1969: 559]. .