Олаф Брок - Диктатура пролетариата

В столкновении с реальной жизнью, со здравым смыслом и природной человечностью эта доктринёрская система, разумеется, часто даёт сбой. Но даже если абитуриента после экзаменов зачислят в учебное заведение, несмотря на то, что он не достаточно пролетарий по происхождению, образу жизни в прошлом, мышлению и вере в настоящем, – не надо думать, что тем самым он оказался вне опасности со стороны господствующей тирании.

Коммунистический режим в виде «ячеек» проникает во все вузы. Уже упоминалась решающая роль таких ячеек в отношении студенческих комитетов, которые должны принимать участие во внутреннем руководстве университетом и осуществлять контроль. Однако эти ячейки становятся источником шпионажа и доносительства в отношении студентов и профессоров. Только не ясно, на кого эта система оказывает более разрушительное влияние в моральном плане: на тех, за кем следят, или на самих шпионов. На таком прекрасном поприще фанатики и карьеристы сотрудничают с агентами государственной полиции, все – на службе коммунистической секты. Охота за антиреволюционными, буржуазными высказываниями и симпатиями часто ведётся с исключительным рвением, нормы приличия всячески нарушаются. Угроза отчисления или увольнения по причине неправильных убеждений висит над головой человека, как дамоклов меч, на протяжении всего времени, пока этот человек числится в вузе.

Я, разумеется, вовсе не хочу обвинить всех молодых студентов с коммунистическими взглядами в такого рода мерзостях. Многие, даже могу с уверенностью сказать большинство, считают, что это ниже их достоинства. Многие, согласно надёжным сведениям, перестают работать на партию, испытывая неприязнь к таким гнусностям, и отмечается активная оппозиция против той системы, которую практикует коммунизм. Но пока оппозиции ещё не удалось со всем этим разобраться. В качестве примера того, чему могут подвергнуться русские студенты, приведу один случай, о котором стало известно, пока я был в Петрограде. Семнадцать студентов университета находились под арестом – такое может произойти по целому ряду различных причин. ГПУ предложило арестованным освобождение при условии, что они станут в вузе шпионами и агентами от этой благородной организации. Молодёжь отказалась и потребовала, чтобы это постыдное предложение было занесено в «протокол». Но на это ГПУ не согласилось, предложение должно было рассматривать не иначе, как носящее «частный характер». Тогда студенты сами составили и подписали протокол дела, который затем был повешен в университете. И хотя протокол немедленно сняли, сведения о деле успели распространиться, став настоящей сенсацией. Те семнадцать студентов, естественно, были сосланы в Сибирь.

Позвольте мне в дополнение к впечатлению от вузов привести также некоторые наблюдения относительно более ранней ступени обучения. Средние общеобразовательные школы в столицах, как почти вся жизнь в диктаторской России, в целом представляют собой явление какого-то необычайного упадка и хаоса. Сведения о них часто противоречивы – необходимо каждое учреждение оценивать по отдельности и соблюдать осторожность с обобщениями.

Нет сомнения, эта сфера не страдает от нехватки законов и предписаний. Прожектёрство и сиюминутная мода расцветают здесь пышным цветом, ведь дети и педагогика играют крайне важную роль в создании коммунистического общества, в связи с чем социальное обеспечение и воспитание детей в определённой мере становятся чем-то вроде авансцены. Тем не менее отдельные личности, организаторы, педагоги, несмотря на эту неразбериху, а отчасти и благодаря ей, обладают на самом деле значительной свободой, пока у них достаточно личной энергии, гибкости и заинтересованности.

Можно поистине испугаться. Толстовские методы, рассчитанные на группы из пяти-шести учеников, применяются в огромных классах, где подобные идеи обречены на провал; экзамены и наказание за плохое поведение отменены, но в то же время дети есть дети, так что три четверти обучения уходят в никуда, а о дисциплине и вовсе говорить не приходится; во главу ставятся не только интересы ребёнка, но и его мнение, в результате получается, как будто скорее ребёнок направляет учителя, а не наоборот. Вот на что следует обратить внимание и что можно услышать от родителей, которые теперь имеют право посещать уроки и поражаться тому, что слышат и видят. Многие русские особенно беспокоятся из-за ухудшения ситуации в школе. Я слышал, как университетские профессора подчеркивают, что неразбериха и разнообразие проектов по преобразованию университетов – это, конечно, скверно, но надежда на лучшее всё же есть; а вот со средней школой, где учатся будущие студенты университетов, дела обстоят хуже.

Однако я не уверен в правильности такой оценки ситуации. Наряду с ухудшением качества труда и дисциплины, представляющими собой следствие поклонения новым лозунгам и модным тенденциям, принципиальной борьбы со всевозможными традициями прошлого, хорошими или плохими, наряду с порой полнейшим разложением, которое приводит к тому, что превосходные преподаватели уходят из школ, а родители забирают детей, рискуя оставить их без обучения в школе, где, как они убедились воочию, царит полный упадок, наряду со всем этим есть школы с по-настоящему полезными нововведениями. Но следует сразу подчеркнуть: это не заслуга большевизма, такое явление объясняется только личностью учителей, преподающих со старых времён. Их героический самоотверженный труд в период краха останется памятником идеализму, их жажду деятельности не могут подавить даже жалкие зарплаты и отвратительные рабочие условия эпохи большевиков. Здесь, как и в случае с большей частью положительных моментов вообще, стоит добавить – не благодаря большевизму, а вопреки ему.

Много грустных картин я повидал, но посещение прежней Медведниковской гимназии, ныне 9-й школы МОНО (народное просвещение Москвы), я вспоминаю с радостью. Её умный, энергичный руководитель не только в соответствии с требованиями сделал общую для такого типа школ минимальную программу «как можно ближе к жизни», но и придал всему образованию в этой школе коммерческую направленность.

В кабинете физики все приборы были изготовлены учениками самостоятельно. Они были предельно просты, но превосходно подходили для объяснения основных разделов физики. Такой результат ручного труда в моих глазах имеет бсльшую ценность, нежели дорогостоящее покупное оборудование. Для изучения зоологии использовались настоящие мелкие животные, собранные самими учениками во время экскурсий, теперь за этими животными ухаживали и делали с них зарисовки, указывая название животного и информацию о нём; на уроках ботаники таким же образом использовались маленькие коллекции растений. Вместо стандартной, общей для всех схемы здесь наблюдалась очень ценная направленность на индивидуальность ученика. И хотя похоже, что школы такого типа должны превратиться в учреждения, готовящие к учёбе в университете, девиз «как можно ближе к жизни» здесь воплощается в реальность интересным и прямо-таки забавным образом. Трудные годы в нужде многим преподали урок. В школьной химической лаборатории, помимо изучения теории, занимались практическим применением технологий. Ученики варили мыло, целыми маленькими партиями, изготавливали зубной порошок из мрамора, занимались очисткой сырой нефти, делали чернила. Последнее составляло особенность именно этой школы, которая даже продавала свои товары другим школам. Можно представить, какой интерес всё это вызывает у учеников.