Олаф Брок - Диктатура пролетариата

В других областях в основе сельского хозяйства до сих пор лежит древняя подсечно-огневая система, перешедшая в переложную. Она практикуется на землях к северо-востоку от Шуйского. Раньше делали так: вырубали большой участок леса, оставляли пни гнить пару лет, а затем сжигали ветки и остатки стволов. В течение нескольких лет подряд удобренная золой почва давала относительно обильный урожай. Такой способ земледелия известен нам по примеру граничащих с Норвегией областей. Сейчас, конечно, лесов в этих краях давно нет и поджигать больше нечего. Все же древний метод продолжают использовать следующим образом: на поле, не использовавшемся в течение нескольких десятилетий, устраивают пашню, два-три года собирают урожай, а потом снова на такой же срок оставляют его под паром, чтобы земля восстановилась без внесения удобрений. На таких песчаных почвах особенно хорошо растет овес, который большими партиями поставляют в Архангельск.

Эти случайные примеры хоть немного иллюстрируют то пестрое разнообразие, которое предлагает нам лишь одна российская губерния. Кажется, ей все равно, на что наблюдатель обратит особенное внимание. Как я уже сказал, не буду больше пускаться в описания, на это газетной статьи не хватит.

Когда находишься в Шуйском, на берегах Сухоны, и шагаешь по узкому дощатому тротуару, который, как я писал, служит единственной дорогой для прогулок в дождливое лето (от церкви до полицейского участка и обратно), кажется, что это маленькое пятнышко на карте является единственным населенным пунктом, по чистой случайности возникшим посреди бескрайних лесов и болот. Нигде в округе больше не видно жилья.

Но с высоты колокольни, единственной доступной площадки для обозрения, открывается другая картина. Действительно, Шуйское со всех сторон окружено лесом. Но на юге и юго-западе относительно недалеко замечаешь большие свободные от леса участки: это поселки, окруженные полями; помимо них, на некотором расстоянии друг от друга на опушках стоят отдельные домики – это лесной скит. Ближе к горизонту поселения расположены плотнее, лес редеет, пока не уступает место обыкновенным равнинным селам с большими красивыми церквями на совершенно открытой местности, – как будто ты снова очутился в южной России. На севере и востоке все обозримое пространство покрыто бескрайними лесами – добавим, лес тянется еще дальше, первый населенный пункт встречается только после многочасовой езды на поезде. Так что перед нами раскинулась «тайга», бесконечный непроходимый лес, из тех, что в свое время затрудняли освоение земель около будущего Орхуса [97] Орхус – крупный город в Дании. ; разве что здесь есть речной путь – широкая Сухона.

Вид, открывающийся с колокольни, в миниатюре представляет всю северную Россию. Население, занимающееся земледелием, собрано в достаточно плотно расположенных деревнях. На сотни километров простираются незаселенные земли. По берегам рек и озер виднеются поселения и маленькие городки, большинство из которых были основаны еще в древности. Некоторые выполняли функцию небольших административных центров, блокгаузов или фортов, где собирали налоги, размещались полицейские и военные начальники. Некоторые возникли как рыболовные лагеря вдоль рыбных рек и озер.

Такое размещение населения основано, конечно же, на историческом развитии. Первыми русскими, дошедшими до этих земель, были новгородцы – жители известного старинного города к югу от современного Петербурга. Новгород имеет выгодное местоположение: он стоит у северной границы речного торгового пути из Балтийского моря в Черное. Этот путь во времена викингов имел большое значение для Скандинавии. Из Новгорода достаточно легко добраться до крупных северных озер и в бассейн Двины; а нетронутые северные края, богатые пушниной и рыбой, стали отличным источником доходов для оживленного торгового города на озере Ильмень. На севере новгородцы развернули свою захватническую деятельность. Они плавали по рекам, брали дань с небольших финских племен, охотились и рыбачили. Впоследствии новгородцы сами поселились в тех землях, чтобы как можно лучше распорядиться ресурсами. Так и возникли первые русские поселения на Севере.

Древние новгородцы дошли таким образом до самых верховьев Печоры. На западе они вскоре достигли Белого моря, где, как известно, встретились с норвежскими сборщиками дани, которые по указу конунга также приплыли в те края. Из-за столкновения интересов новгородцы и норвежцы стали вести переговоры и подписали первые трактаты. С началом следующего периода русской истории вольный град Новгород подпал под власть Московского княжества. Князь таким образом приобрел права на северные земли, и они стали частью Руси.

Безусловно, малочисленные сборщики дани и разбросанные по большой территории поселения охотников и рыболовов не смогли бы стать основой современного населения северных земель – Онеги, Вологды, Архангельска. Пусть плотность его и невелика, но исчисляется оно несколькими миллионами. К концу Средних Веков вырос приток колонизаторов и крестьян-земледельцев. Этому поспособствовали набеги татар на южные земли: массовое переселение на холодный, но безопасный север шло не только из Новгорода, но и из других областей. Но именно новгородцы подарили населению севера свои исконные черты характера: смелое мышление, самодостаточность и предприимчивость. Позднее заселению севера также послужил раскол Русской Православной Церкви.

Итак, групповое распределение населения в новых краях можно объяснить, с одной стороны, разнообразием природных богатств и связанных с ними видов деятельности; с другой стороны, общностью ценностей и убеждений, сплотивших жителей.

Ранее я подчеркнул, что население северных краев отличается от южных крестьян большим чувством собственного достоинства и свободы. Иногда эта черта доходит до крайности и выливается в необузданную ярость – здесь часто ссора доходит до поножовщины со смертоубийством; при этом прочие виды преступлений случаются редко. Чувство собственного достоинства имеет историческую основу: северные крестьяне никогда не были крепостными. Но самодостаточность местных жителей объясняется также и их экономическим благосостоянием.

Во всяком случае, там, где я нахожусь сейчас, население хорошо обеспечено. У земледельцев, разумно ведущих хозяйство, земли так много, что ее действительно хватает на удовлетворение всех нужд. Крестьянин из этих краев может себе позволить заготовить из пары бочек зерна солод для годового запаса домашнего пива и кваса, и он с гордостью заявляет, что без этого ему не обойтись. Если в праздничный день отправиться вместе с местными в сельский центр, то от угощений будет не отбиться – всякий прохожий просто обязан отведать пива, потом ему предложат рюмочку-другую чего-нибудь покрепче, далее подадут огромный расстегай с целой рыбиной, запечённой внутри, и, наконец, завершат этот пир чаепитием, а чай здесь пьют с топленым молоком с коричневыми пенками прямо из печи – у этого молока своеобразный цвет и вкус. Пускай не все блюда нам привычны – в этом отношении у каждого региона и у каждого народа свои пристрастия; – но обилие яств определенно свидетельствует о зажиточности населения. Повсюду приезжего встречают с исконно русским радушием, и, когда ты встаешь из-за стола и с благодарностью откланиваешься, слово «прощайте» в устах хозяев снова приобретает свое первоначальное значение: «просим прощения за скромное угощение» или «извиняйте, если не все пришлось вам по вкусу». В одной затертой этикетной формуле заключен большой смысл – и произносится она с искренним доброжелательством.