Франс Вааль - Наша внутренняя обезьяна. Двойственная природа человека

Когда мы приносим еду в группу, шимпанзе бурно «празднуют», целуя и обнимая друг друга. Это занимает пару минут, после чего я бросаю связку веток со смотровой вышки – поближе к Мэй, например. Мэй, низкоранговая самка, начинает оглядываться по сторонам, прежде чем ее взять. Если в это время подойдет Соко, Мэй к пище не прикоснется – она отступит и позволит ему забрать связку. Но если Мэй успеет первой и возьмет еду в руки, то все принадлежит ей. Это следует особо отметить, потому что люди думают, будто доминантные особи могут забрать все что им заблагорассудится. У шимпанзе это не так. Джейн Гудолл писала с некоторым изумлением, как самому высокоранговому самцу из числа ее подопечных пришлось выпрашивать свою долю. Такой порядок известен под названием «уважение к собственности». Он, впрочем, не распространяется на детенышей, у которых пищу отбирают довольно быстро. Но даже самый низкоранговый взрослый может без опаски оставить свою находку себе. Мое объяснение снова связано с взаимовыгодными отношениями. Если бы Соко украл пищу у Мэй, она бы мало что могла с этим поделать. Но это событие отложилось бы у нее в голове, что не пошло бы Соко на пользу, поскольку многие услуги он никак не может контролировать. Если бы он начал обижать самок в группе, действуя как агрессор, то каково бы ему пришлось, когда у него начались бы проблемы с соперником, или ему понадобился груминг, или нужно было зализать раны, или захотелось секса? На рынке услуг у каждого есть свои рычаги влияния.

По большей части раздел еды происходит в удивительно спокойной атмосфере. Обезьяны-просители протягивают руку ладонью вверх, подобно людям-попрошайкам на улице. Они скулят и хнычут, но конфликты происходят редко. Это случается, если обладатель пищи хочет, чтобы из круга просящих кто-то ушел, тогда он бьет сородича по голове и пронзительно лает на неугодного, пока тот не отойдет. Пищу можно получить только через смирение. Просители робко тянутся к еде и, если не встречают сопротивления, решаются на более смелые действия, например пытаются забрать целую ветку или отломить от нее кусок. Друзья и родственники владельца колеблются меньше всех. Мэй – одна из тех, кто делится наиболее щедро. Иногда она оставляет себе только самое вкусное, например побеги ежевики или сассафраса, а остальное раздает – и не из-за своего низкого статуса. Другая низкоранговая самка, Джорджия, такая жадина, что никто даже не пытается у нее просить. Джорджия обычно оставляет все себе, и это делает ее непопулярной в группе. Если она сама хочет получить от кого-то еду, ей приходится выпрашивать дольше всех. А Мэй, если хочет, то просто входит в круг и начинает есть. В этом заключается прелесть взаимности: щедрость окупается.

Для нашего проекта мы замеряли количество груминга среди шимпанзе утром, чтобы сопоставить его с дневным дележом пищи. Огромное количество наблюдений позволило нам выявить связь между успехом в получении пищи и предшествующим грумингом. Например, если Соко вычесывал Мэй утром, его шансы получить от нее несколько веток значительно возрастали по сравнению с теми днями, когда он этого не делал. В нашем исследовании на этих животных мы впервые получили достоверные статистические данные, демонстрирующие, что перерыв между взаимными услугами может составлять несколько часов. Более того, этот обмен был партнероспецифичным, то есть лояльность Мэй распространялась только на Соко, который ее вычесывал, и ни на кого другого.

Поскольку мы и сами ведем себя во многом так же, то и результаты исследования кажутся вполне очевидными. Но задумайтесь, какие способности для этого требуются. Во-первых, нужно помнить о предыдущих событиях. Это невеликая сложность для шимпанзе, которые могут хранить в памяти чье-либо лицо более десяти лет. Мэй просто нужно было помнить, что Соко ее вычесывал. Во-вторых, придавать воспоминаниям такую эмоциональную окраску, чтобы они вызывали дружественные чувства. Мы сами называем эмоции, которыми окрашиваем подобные воспоминания, «благодарностью», и шимпанзе, по-видимому, тоже обладают такой способностью. Чувствуют ли они при этом себя обязанными, остается неясным, но интересно, что стремление воздавать пищей за груминг неодинаково при разных взаимоотношениях. У особей, которые много общаются между собой, например Мэй с друзьями или дочерьми, один эпизод груминга вызовет не слишком заметный отклик. Между ними ежедневно происходит обмен всевозможными услугами, который, вероятно, не отслеживается, будучи неотъемлемой частью их взаимоотношений. Только в случае не самых близких отношений, таких как между Мэй и Соко, эпизод груминга особо отмечается и конкретно вознаграждается.

Наше поведение в подобных случаях едва ли сильно отличается. За обедом на семинаре по взаимным отношениям как одной из социальных норм некий специалист признался, что каждый день записывает в компьютер, что он сделал для своей жены и что она сделала для него. Множество недонесенных до рта вилок зависли в воздухе, пока мы пытались переварить услышанное. Все единодушно согласились, что это плохая идея и если ты пристально следишь за обменом услугами с друзьями, не говоря уже о супруге, то, вероятно, в ваших отношениях что-то не так. Тот человек говорил о своей третьей жене, сейчас он живет с пятой, значит, в чем-то мы были правы. При близких отношениях услугами обмениваются почти неосознанно. В целом эти отношения весьма взаимовыгодны, но также в них могут случаться временные, а иногда и постоянные нарушения равновесия – например, когда друг или супруг заболевает. «Бухгалтерские счета» ведут только в случае не слишком близких отношений. Подобно шимпанзе, мы платим добром знакомому или коллеге, который неожиданно проявил доброту, но не обязательно своему лучшему другу. Помощь друга тоже ценится, но она является частью более глубоких и изменчивых взаимоотношений.

Словно клерки в порту, мы ведем учет всех входящих и исходящих товаров и услуг. Мы платим помощью за полученную помощь и причиняем вред в ответ на причиненный нам вред, удерживая два П примерно на одном уровне с теми, кто нас окружает. Мы не любим нарушений баланса без необходимости. Подобной нелюбовью можно объяснить, почему шимпанзе наказали двух самок-подростков: те нарушили слишком много пунктов баланса одновременно. Им нужно было преподать урок – тот, который Конфуций полагал величайшим принципом жизни.

Марк Твен однажды пошутил: «Если вы подберете умирающего с голоду пса и будете его кормить, он никогда вас не укусит. В этом и состоит разница между собакой и человеком».

Указывать на человеческие изъяны увлекательно, особенно в сравнении с поведением животных. На самом деле в оценке Твена, вероятно, есть некоторая доля истины. В моем доме живут найденные на улице животные, и должен сказать, они кажутся вечно нам благодарными. Тщедушный котенок, кишащий блохами, подобранный в Сан-Диего, вырос в роскошного котяру по имени Диего. Всю свою 15-летнюю жизнь он бурно мурлыкал всякий раз, когда его кормили, – даже в тех случаях, когда почти ничего не ел. Казалось, кот был признателен за это сильнее, чем большинство домашних питомцев, возможно потому, что в детстве испытал, что такое голод. Однако я не уверен, что это следует называть «благодарностью» – вероятно, кот был просто счастлив. Диего мог и не понимать, что обязан нам комфортабельной жизнью, а просто наслаждался пищей больше, чем среднестатистический избалованный питомец.