Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

Геродот пересказал эту историю именно для того, чтобы проиллюстрировать и донести до своей аудитории общее правило всех человеческих социальных групп, что каждый народ считает свои обычаи абсолютно лучшими, лучшими вне всякого сравнения. Это сама по себе весьма отрезвляющая идея: вы можете любовно считать свои обычаи безусловно лучшими, но позвольте мне сказать, что это только ваше мнение, другие народы поступают весьма отличным от вашего образом и думают точно то же самое о своем поведении, что и вы о своем… Так говорит Геродот-релятивист. Но то же говорит и Геродот-плюралист, поскольку в отличие от истинного этического релятивиста он не считает обычаи всех народов равными. В частности, каннибализм, то есть поедание людей, специально убитых для этой цели, что обычно практикуется антропофагами (людоедами) скифами (в регионах к северу и востоку от Черного моря), для Геродота — абсолютное зло. Таким образом, весьма примечательно, что, рассказывая и комментируя эту историю, он не выносит негативного суждения о людоедской похоронной практике индийцев. Это, безусловно, демонстрирует предельную терпимость, а также указывает путь к подлинному уважению к искренним верованиям и обычаям Других, независимо от того, насколько «другими» представляются (Нам) эти верования и обычаи.

Я завершаю еще одним пользующимся заслуженной известностью отрывком из нашего автора ( 1.207). Подобно паре уже цитированных примеров, он помещен в персидский контекст — на этот раз не в Сузах, а далеко на северо-западе, на территории варваров-массагетов в Средней Азии, к востоку от того, что сегодня осталось от Аральского моря. В 529 году Великий царь Кир II осуществляет очередную карательную завоевательную экспедицию против народа, которым правила свирепая царица. Он созывает конклав (если мне позволительно позаимствовать этот термин у Римско-католической церкви) своих особых ведущих советников-персов и неперсов, включая некоего Креза. Это некогда сказочно богатый бывший царь Лидии Крез, которого Кир якобы пощадил вопреки классическому случаю дерзкого нарушения установленных границ ( hubris ) за фатальную ошибку в толковании двусмысленного дельфийского пророчества в 545 году. Воодушевленный пророчеством о том, что если он перейдет реку Галис, то разрушит великую империю, он перешел реку, твердо ожидая, что уничтожит империю Кира, что закончилось уничтожением его собственной.

Геродот также был рад оставить Креза в живых, но по иной причине — с тем, чтобы он мог служить мудрым советчиком и предупредить Великого царя Персии, своего завоевателя, великодушно его пощадившего, что он и делает в сцене из Книги I, которой я сейчас особенно интересуюсь. Он начинает свое смиренное славословие Киру, заявив, что его и его жизнь предал в руки Кира Зевс. (Разумеется, другое дело, как в противоположность Геродоту и его аудитории воспримет это заявление Кир.) Затем Крез говорит о собственных горьких страданиях — не для того, чтобы просто оплакать их, а чтобы привлечь к ним внимание. Он утверждает, что лично он выучил горький урок, но тот же урок может усвоить также и Кир, если только не совершит ошибку, приравняв себя к бессмертным богам. То есть Кир должен помнить, что он смертный, как в следующем поколении был вынужден напомнить регенту Спарты Павсанию Симонид. Усвоенный Крезом урок таков: человеческие дела напоминают вращение колеса (откуда наше слово «цикл»). Крез имеет в виду, что одним и тем же людям не всегда позволяется сохранять удачу.

Мы можем проигнорировать остальную часть речи Креза; он дает явно неудачный совет Киру, который гибнет именно в этой безрассудной кампании против массагетов. Меня интересует скорее само понятие круга, ибо эта метафора очень хорошо отражает основное различие между древнегреческой моделью мышления и нашей собственной. Древние греки были, безусловно, знакомы с понятием Прогресса — технического, культурного, даже, возможно, этического. Однако это вряд ли было преобладающей идеей, не говоря уж о том, чтобы быть движущей силой их культуры. Им благословенный Золотой век мыслился как имевший место в далеком прошлом. Так что это благодатное желанное состояние представлялось идеалом, который в лучшем случае можно вернуть или, может быть, подражать ему, но не обязательно превзойти. Одна из версий этого радикально статичного мировоззрения приняла форму вечного возвращения, в точности kuklos 'а Креза: колеса Фортуны, которое возвращает людей назад, откуда они начинали, или опускает их после того, как они вознеслись.

Так Геродот заканчивает свою Историю — намеком на то, что излишество всегда предвещает катастрофическое падение и что умеренность относительной бедности — предпочтительное состояние. Если мы так же отнесемся с должным вниманием к необходимости геродотовской уравновешенности и объективности, то последнее отрезвляющее слово должно быть, по-видимому, предоставлено великому поэту нового времени Константину Кавафи:

Победу в персидских войнах одержали греки, вернее те из них, кто в критический момент объединились под водительством Спарты, чтобы оказать сопротивление персидским агрессорам. Но предатель Эфиальт у Кавафи был тоже греком и человеком, и даже слишком человеком. На страданиях учатся. Этот урок постоянно преподносит греческая трагедия, как в театре, так и вне его стен, в буквальном смысле как на сцене, так и вне нее.

Фукидидов Перикл в своей последней речи, вложенной в его уста историком, нравоучительно утверждает, что все позитивное должно прийти к концу и великое смениться упадком. Это не единственная Геродотова нотка, которую можно обнаружить в работах его последователя, это только один пример из множества, подтвердивших правильность пронойи , или предвидения, Перикла. Ибо внимательному исследователю спартанской истории известно, что немногим более столетия после Фермопил неумолимый kuklos человеческой фортуны унизил, очень унизил спартанцев. Они опять немного поднимутся, но никогда не достигнут высот величия своего Золотого века между 550 и 450 годами. Но память о них сохранится с античности, через Средневековье и ранний период нового времени до нынешних дней. И, может быть, нам позволительно пропустить самые темные периоды — некоторые воистину очень темные, и увидеть светлую сторону, окинув восхищенным взглядом героических спартанцев и спартанок 480 года — года Фермопил.

agôgê — Специфически спартанская государственная система воспитания, обязательная для мальчиков в возрасте от 7 до 17 лет включительно; существовал ее менее формализованный аналог для девочек того же возраста, завершавшийся замужеством в 18 лет.