Пол Картледж - Спартанцы: Герои, изменившие ход истории. Фермопилы: Битва, изменившая ход истории

Так что в Фермопилах не было ни афинян (хотя их было много тысяч с флотом в Артемисии), ни мегарийцев и, что еще более странно, очень мало беотийцев включая всего четыре сотни из главного города Беотии Фив. Позже, после битвы при Фермопилах, все беотийцы, кроме жителей городов Феспий (противников Фив) и Платей (союзников Афин), перешли на сторону персов, так что репутация фиванцев особенно испортилась после того, как персы были окончательно разбиты в 479 году. Кроме них, было, вероятно, по тысяче человек от двух местных греческих этнических групп, непосредственно вовлеченных в события — солдат из Фокиды и из Опунтийской Локриды. Против них выступили силы могущественной Персидской империи. Во времена своей максимальной протяженности она охватывала территорию около трех миллионов квадратных километров со множеством языков, национальностей, религий и культур, включая, разумеется, греков, постоянно живших на территории современной Турции и Кипра.

Это не всегда было так уж плохо. Хотя персы взимали дань деньгами и натурой, это обычно не воспринималось как тяжкое бремя. Подобно римлянам, персы не слишком явно и напрямую вмешивались в управление. В целом они были весьма терпимыми правителями, особенно в том, что касается религии. Основатель империи Кир прославился тем, что освободил евреев из вавилонского пленения и вернул их на свою родину в Леванте. Разумеется, эта акция имела прагматические мотивы и смысл, однако она не была предпринята исключительно потому, что Кир был озабочен стратегической и политической ролью своих еврейских подданных как основным потенциальным источником несогласия и раскола. В свою очередь, у евреев, очевидно, были основания приветствовать своего освободителя как «помазанника Божьего».

С другой стороны, некоторые подданные империи, включая, как мы видели, греков, не считали насильственное членство в чуждой империи целиком и полностью благословением, и некоторые из них не только полагали желательной перспективу освобождения от него, но и активно стремились добиться свободы военными средствами. Свобода под разными масками была главной ставкой и в Греко-персидских войнах 480–479 годов. Сообщают, что Великий царь Персии Ксеркс, присутствовавший лично при битвах в Фермопилах и Саламине, был изумлен поведением спартанцев. Он действовал исходя из ряда заблуждений культурного характера. Ему пришлось терпеливо объяснять, что спартанцы вели себя так, поскольку они сражались за идеал, более ценный, чем даже сама жизнь — за идеал свободы. Свобода — свобода развивать свою уникальную и внесшую уникальный вклад культуру — вот то, что обеспечили спартанцы и другие верные греки, нанеся поражение персам в 480 г. и отбросив их в следующем году после дальнейших героических сражений как на суше, так и на море.

После Фермопил (поражение) и морского сражения при Артемисии (ничья) следующим большим столкновением была морская битва при Саламине в конце сентября 480 года, в которой верные греки под блестящим предводительством инакомыслящего афинского политика и генерала Фемистокла (хотя формально спартанец Эврибиад и оставался адмиралом флота) одержали полную победу. Некоторые современные критики, а также древние, включая Геродота, считали эту битву решающей в этих войнах. На самом деле таковой была сухопутная битва при Платеях, имевшая место в Беотии летом 479 г., под общим командованием спартанского регента Павсания и выигранная, соответственно, великолепными спартанскими гоплитами. Но даже эта битва не была окончанием. Однако четвертое заключительное сражение, с морским десантом при Микале на побережье Азии напротив греческого острова Самос, было скорее началом следующей фазы греко-персидского конфликта, нежели окончанием Греко-персидских войн 480–479 гг.

Эта битва открыла путь к образованию Делийского союза с центром в Афинах (478–477 гг.), который в скором времени превратился в афинскую морскую империю, а также к комбинированной десантной битве на реке Эвримедон в Памфилии приблизительно в 466 году. Напротив, спартанцы вполне предсказуемым образом неохотно становились моряками. Хотя формально царь Леотихид являлся верховным командующим в Микале подобно Эврибиаду в Саламине, его пришлось уговаривать оставить безопасные Киклады ради континента, на который к тому времени еще не вступала нога спартанского царя (и, собственно, не вступит до Агесилая в 396 году). Он не принял участия в преследовании персов до Геллеспонта, не говоря уже об освобождении греков в Македонии и Фракии, все еще находившихся под властью Персии. Фактически, странным образом предвосхищая Лозаннский мирный договор 1923 года, он предложил в качестве решения проблемы азиатских греков принудительный обмен населением: переселение их в материковую Грецию на земли, занимаемые предателями, перешедшими на сторону персов, которые должны быть подвергнуты «зачистке» и выселены в Азию, к которой духовно принадлежат.

Таков исторический фон войны и империи, который я намерен детально проанализировать в связи с ролью, которую в 480 г. сыграли спартанцы, признанные лидеры «греков» в сопротивлении персидскому нашествию под предводительством Ксеркса. Я не буду скрывать зверств, предательства и мерзостей войны — любой войны, всех войн. Но я также — и в еще большей степени — подчеркну позитивные последствия конкретно этих Греко-персидских войн, хотя сами спартанцы по большей части предпочитали не быть активными участниками этих последствий. Быстрое развитие первой в мире системы по-настоящему организованной прямой демократии, как и создание вдохновенных и бессмертных произведений литературного и визуального искусства являлись в основном достижениями афинян или тех, кто был радикально вдохновлен культурой демократических афинян. С другой стороны, даже достижения Афин не лишены своей темной стороны. Создание афинянами морской державы на базе продолжавшегося сопротивления Персии вызывало не вполне лишенные оснований обвинения в экономической эксплуатации и жестоком империалистическом угнетении предположительно свободных союзников, а знаменитое афинское серебро, которым в пятом веке и позже финансировался флот и многое другое, был получен за счет каторжной работы рабов нередко в смертельных условиях чудовищной жары.

Темная сторона спартанской «полной луны», вероятно, еще более очевидна. Решение спартанцев основывать всю свою politeia — политический и социальный режим и образ жизни — на эксплуатации греческого низшего класса, илотов, должно навсегда бросить тень на ореол их славы. «Плотский вопрос» настолько навязчив и потенциально разрушителен, что некоторые современные поклонники Спарты делают вид, что власть спартанцев над илотами была не таким уж злом (если бы была, то как она могла продолжаться в течение четырех столетий?) или не столь значительна (спартанцы, включая двух самых выдающихся персонажей нашего повествования — царя Леонида и регента Павсания, — были на самом деле за освобождение илотов и предоставление им гражданских прав, но, к сожалению, их усилия были сорваны менее дальновидными и более реакционными согражданами. Увы, это утверждение — просто принятие желаемого за действительное. Древние почитатели Спарты — «лаконизаторы», как их называли — были куда менее щепетильны и сентиментальны. Они либо воспевали тот факт, что в экономическом отношении Спарта была самой свободной греческой территорией благодаря эксплуатации илотов, либо утверждали, что спартанская politeia была столь восхитительна и заслуживала подражания в качестве идеала, что несвобода илотов была вполне терпимой и, по существу, необходимой платой за нее. Мое собственное мнение и, надеюсь, взвешенное суждение таково: не будь спартанский режим таким, каким он был, со всеми войнами и прочим, спартанцы не смогли бы сыграть той решающей роли при Фермопилах и в прочих конфликтах 480–479 годов, которую они безусловно сыграли. Таким образом, спартанцам принадлежит парадоксально двойственная, даже противоречивая роль в истории западной свободы как практики, так и идеала.