Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

…Жесточайшие, следующие один за другим приступы эпилепсии сразят П. А. Карепина в самом начале 1849 г. В январе 1850 г., известившись из газет о приговоре над Достоевским, он ещё успеет высказать Андрею Михайловичу слова сочувствия и призыв уповать на милость царя: «Терять надежды не до́лжно» [663]. Вскоре 54-летний Карепин отойдёт в мир иной, как бы завещав своему пребывающему на каторге «брату» собственную болезнь.

Карепин оставит после себя 27-летнюю вдову и малых детей, в том числе неизлечимо больную Елизавету – родственники будут называть её «несчастная идиотка». Впрочем, наследственность скажется и на остальных детях.

О дочери Марии известно лишь, что она была «со странностями»: неясно, правда – с какими. Других сведений почти не сохранилось. Родные Достоевского недоумевают, почему писатель жестоко демонизировал ее мужа В. Х. Смирнова, публично обвиняя последнего в хроническом алкоголизме, которым тот, судя по всему, не страдал. Но, возможно, отгадка заключается в том, что автор «Преступления и наказания» подозревал Смирнова (как выясняется, ещё одного «кандидата на Лужина») в корыстолюбии, полагая, будто тот «женился на Марии Петровне, польстившись на её деньги». То есть приписывал Смирнову гипотетические пороки давно уже почившего Карепина-старшего.

О сыне Александре сохранились любопытнейшие подробности.

Конечно, Любовь Фёдоровна несколько горячится, когда утверждает, что Александр Петрович Карепин «был настолько глуп, что его глупость граничила с идиотизмом». Вряд ли можно столь безапелляционно характеризовать человека, обладавшего феноменальной «компьютерной» памятью и без усилий овладевавшего иностранными языками.

С другой стороны, неостановимое многоговорение (независимо от заданной темы) и, словно бы по контрасту, радикальное заклеивание пластырем рта пациенту, всего лишь порезавшему губу, – всё это, конечно, указывает на некоторую психическую аномалию.

Тепло относясь к племяннику, Достоевский тем не менее любит подшучивать над ним. Что едва не приводит к публичным скандалам. Выше (см. с. 269) уже приводились посвящённые Карепину экспромты.

И ещё:

Возможно, в какой-то степени «уклонения» Карепина-младшего были спровоцированы слепым материнским обожанием, в результате которого Саня был отпускаем в университет «не иначе как только с бонной». Однажды на экзамене он отказался отвечать на сугубо медицинский вопрос, ссылаясь на то, что мама запретила ему читать об этом предмете.

Как и отец, женившийся на его матери, когда та пребывала в первом цветении юности, он мечтает о невесте «не старше 16 лет» и вступает в брак, перевалив шестидесятилетний рубеж (тут он перещеголяет отца). Отвергая эмансипированных женщин, он, тем не менее, находит идеал красоты в стриженых : трудно сказать, как разрешался этот конфликт между эстетикой и этикой.

Вряд ли А. П. Карепин, если он был безнадежно туп, смог бы участвовать в качестве военного врача в турецкой кампании 1877–1878 гг. Правда, проведав о знакомстве своего дяди с генералом Ф. Ф. Радецким, покорителем Шипки, и с главнокомандующим русской армией на Балканах, он пренаивнейшим образом просит мать, чтобы та в свою очередь обратилась к Достоевскому (и она с не меньшей наивностью это делает) – «нельзя ли написать кому-нибудь из этих высокопоставленных особ и попросить о покровительстве». Покровительство должно было заключаться в скорейшем получении Александром Петровичем очередного чина и ордена Станислава II степени. Достоевский действительно знал Радецкого – почти сорок лет назад они вместе учились в Инженерном училище (Радецкий классом выше). Что касается главнокомандующего – а им был великий князь Николай Николаевич, – то он, будучи во второй половине 1850-х генерал-инспектором по Инженерной части, ходатайствовал (по просьбе другого соученика Достоевского по училищу, генерала Э. И. Тотлебена) о производстве унтер-офицера Сибирского линейного батальона в прапорщики. О личном их знакомстве ничего не известно. Но в любом случае не в таких отношениях был Достоевский с указанными лицами, чтобы озабочивать их подобными просьбами. «Милый брат, – пишет Варвара Михайловна, – я уверена, что если б ты написал к Главнокомандующему, то ради тебя он сделал бы что-нибудь для А. П.» [664]. Когда-то не отпускавшая своего сына в университет без сопровождения гувернантки, теперь она готова передоверить эти функции всемогущему, по её мнению, брату.

И что ещё любопытно. Современники говорят о страстном увлечении Сани Карепина образом Дон Кихота. «До смешного кроткий» – и это при вспыльчивости и ревности – племянник Достоевского, возможно, чувствовал некое родство с любимым литературным героем писателя. Разумеется, это не повод, чтобы начать отыскивать в «человеке небесполезном» черты князя Мышкина. Вспомним, однако, что в названии романа заключён ещё и полемический смысл.

М. В. Волоцкой характеризует Александра Карепина как тип эпилептоидно-кроткий . Тут с ним как со специалистом не приходится спорить. Говоря о несомненно присущем Карепину комплексе эпилептоидной обстоятельности, он находит таковую же у его знаменитого дяди и, что самое интересное, распространяет этот комплекс на творчество последнего. «Это выразилось, – пишет Волоцкой, – в исключительной громоздкости и местами сумбурности его произведений, в чересчур подробной, вязкой трактовке сюжета, когда, как, например, в “Братьях Карамазовых”, действие, происходящее на протяжении нескольких дней, излагается на многих сотнях страниц». Трудно, да и бессмысленно отрицать тот факт, что психофизиологические особенности автора «Карамазовых» сказались на характере его художественных изображений. Необходимо, однако, заметить, что несколько дней основное действие длится и в «Селе Степанчикове», и в «Преступлении и наказании», и в «Бесах»… Концентрацию многих событий на сравнительно небольшом временно́ м отрезке (то, чего, скажем, совершенно нет у Льва Толстого) мы назвали бы следствием не столько эпилептоидной, сколько художественной обстоятельности, хотя, конечно, нельзя отрицать наличия между ними известной связи. Но сжатое время – это у Достоевского принцип мирочувствования, который, конечно, «зависит от физического», но, думается, не в такой степени, как это представляется специалистам по душевным расстройствам.

…Печальная участь постигла семейство Карепиных. Мучительный конец Петра Андреевича, неизлечимая болезнь Лизы, трагическая смерть самой Варвары Михайловны…

И хотя представители второго поколения Карепиных, Александр и Мария, тоже имели детей, никто из тех, кого опросил Волоцкой в начале 1920-х, не мог ничего сообщить об их судьбе. Не знаем об этом и мы.