Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

«Второй дебют» оказался не столь скорым, как это задумывалось вначале. И наряду с внешними факторами, препятствующими творческой работе (затяжной, осложнённый многими драматическими коллизиями роман с Марией Дмитриевной Исаевой, сомнения, разрешат ли печататься, неудобства воинской службы и т. п.), – наряду с этими вполне извинительными причинами следует указать ещё одну – не столь явную, но капитальную. Это колебания сугубо творческого порядка – выбор художественной позиции.

Автору «Бедных людей» предстояло совладать с рядом непростых обстоятельств. Перед публикой – чьи вкус и требовательность, как он предполагал, заметно возросли – надо было явиться не только во всём блеске не утраченного и даже преумноженного таланта, избегнув перепевов и самоповторений, не только настоятельно напомнить о своём писательском существовании, но и превзойти собственные художественные достижения. Надо было отважиться на риск, на эксперимент, взять новый тон, установить новую точку зрения. Следовало найти необычные изобразительные средства. Следовало «сцепить» жизнь персонажей с ещё не вполне понятным самому автору общественным интересом. И пускай его литературные сочувствователи уже не изумят какого-нибудь современного критика, как некогда они изумили Белинского, радостным криком: «Новый Гоголь явился!» – они, по крайней мере, должны иметь основания толковать о «новом Достоевском».

Большой «комический роман» откладывается в долгий ящик.

Достоевский чувствует, что для крупного художественного полотна ему не хватает ни прежнего опыта, ни теперешнего, весьма скромного, знания современной действительности. Поэтому он в корне меняет свою творческую стратегию. Вместо одного «комического романа» силы направляются теперь на две новые работы, возможно, усвоившие какие-то элементы прежнего замысла. Произведения создаются почти параллельно, с преимущественным вниманием то к одному, то к другому из них. На это уходит весь 1858 г. Наконец, в марте 1859 г. писавшаяся медленно, мучительно и трудно повесть «Дядюшкин сон» (которой сам автор крайне недоволен и с которой он не связывает уже никаких надежд) появляется в «Русском слове». Повесть проходит практически незамеченной.

Теперь можно было сосредоточиться на романе.

В отличие от нелюбимого «Дядюшкиного сна» «Село Степанчиково» – детище любимое. Оно ставится выше «Бедных людей», и от него ожидают эффекта. «Не знаю, оценит ли Катков (издатель “Русского вестника”. – И. В .), но если публика примет мой роман холодно, то, признаюсь, я, может быть, впаду в отчаяние. На нем основаны все лучшие надежды мои и, главное, упрочение моего литературного имени» [461].

Катков романа не оценил и вернул его автору; в свою очередь, автор должен был возвратить взятые вперёд 500 рублей. По поручению младшего брата Михаил Михайлович Достоевский затевает переговоры с Некрасовым: публикация романа в «Современнике», журнале со славным именем и с направлением, уже сама по себе была бы большой удачей.

Сидя в Твери, куда он вместе с женой, Марией Дмитриевной, прибывает в августе 1859 г., Достоевский нетерпеливо ждет известий.

Но рок преследует «Село Степанчиково». Некрасов не отвергает рукописи, считая, очевидно, нравственно невозможным отказать тому, кому он обязан успехом своего «Петербургского сборника» [462]и кто недавно вернулся из «мрачных пропастей земли», но предлагает крайне невыгодные гонорарные условия. Как всегда мнительный (и к тому же остро нуждавшийся) Достоевский мог усмотреть в этом факте признаки явного к себе пренебрежения. Но дело было не в «торгашестве» Некрасова, как пытался уверить брат Михаил Михайлович: роман редактору «Современника» не понравился.

Обладающий колоссальной литературной интуицией, Некрасов допустил едва ли не единственный в своей редакторской практике промах. «Достоевский вышел весь. Ему не написать ничего больше», – так звучал его приговор, приведя который, очевидец добавляет, что редактор в данном случае «сильно, нехорошо, нерасчётливо ошибся», ибо Достоевский «в ответ взял да и написал “Записки из Мёртвого дома” и “Преступление и наказание”. Он только делался “весь”» [463].

Как бы то ни было, «Село Степанчиково» пришлось не ко двору двум крупным журналам. Умудрённый печальным опытом, Михаил Михайлович вновь зондирует почву – на сей раз у А. А. Краевского, издателя «Отечественных записок», где в 1840-х гг. печаталось большинство произведений его тогда уже знаменитого брата. Прижимистый Краевский дает тем не менее 120 руб. за печатный лист: цена вполне приемлемая и, главное, неоскорбительная. «Село Степанчиково» появляется в ноябрьской и декабрьской книжках журнала за 1859 г. Одновременно с выходом романа его автор возвращается в Петербург.

«Село Степанчиково» – единственное произведение Достоевского, действие которого разворачивается в помещичьей усадьбе. События вдвинуты в «раму», достаточно характерную для русской классической прозы; в этот фон легко вписались бы и тургеневские герои. Но если место действия для тогдашних читателей узнаваемо и знакомо (это своего рода условное литературное пространство) [464], то образ действия совершенно необычен.

Происходящее совершается на протяжении одних суток (уплотнённость времени, редкая для «деревенской» – разумеется, в понимании XIX в. – прозы); персонажи «Села Степанчикова», мало напоминающие обитателей тихих дворянских гнёзд, сталкиваются с ситуациями, психологически весьма изощрёнными; ход событий нарастает стремительно, и сами события прерываются неожиданными скандалами и катастрофами.

Всё это признаки той романной поэтики, которая возобладает в творчестве Достоевского двух последующих десятилетий.

И ещё одна черта, впервые в такой полноте явленная в «Селе Степанчикове», получит в дальнейшем значительное развитие и, можно сказать, сделается для Достоевского структурной. Автор, только что переживший глубокую жизненную драму, выступает как тончайший ироник. Не только комизм отдельных сцен, но сам тон повествования, сам принцип организации художественного материала – всё это свидетельствует о новых и необычных для, казалось бы, такого «несмешного» писателя возможностях. Достоевский не просто умён, он ещё художественно остроумен. Ирония – в той или иной форме – неизменно присутствует на страницах его «послекаторжной» прозы (она особенно ощутима в таких произведениях, как «Бесы», «Дневник писателя», «Братья Карамазовы»).

«…[Т]ут положил я мою душу, мою плоть и кровь, – говорит Достоевский о “Селе Степанчикове”, – <���…> …в нём есть два огромных типических характера, создаваемых и записываемых пять лет, обделанных безукоризненно (по моему мнению), – характеров вполне русских и плохо до сих пор указанных русской литературой» [465].