Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

В отдельных литературных источниках слово «Исс» упоминается в качестве названия уступообразного боевого порядка, используемого при наступлении на превосходящего по численности противника. Суть данного тактического маневра состоит в том, что усиленным флангом пытались одолеть противоположный вражеский фланг, в то время как более слабое крыло уступом придерживалось сзади. Классическим примером этого является битва при Левктрах, где в 371 году до н. э. фиванцы под командованием Эпаминонда разбили спартанцев. Этот полководец навсегда остался в анналах военной истории как первый, кто применил в бою уступообразный боевой порядок. Другими примерами применения этого боевого порядка являются Лютен, где в 1757 году одержал победу Фридрих Великий, а также Маренго, где Наполеон разбил австрийцев в 1800 году.

Там же — то ли на Пинаре, то ли на Пайе — местность, расположенная между побережьем и подножием гор, была изрезана водными путями и представляла собой влажную, грязную землю; здешний рельеф, таким образом, не был приспособлен для применения уступообразного боевого порядка. Независимо от того, использовал Александр данный боевой порядок или нет, битву при Иссе он выиграл не поэтому.

Как и на Гранике, царь сел на коня во главе отборного отряда своих боевых спутников, в первой же мощной атаке опрокинул тяжелую кавалерию и пехоту на левом фланге противника, круто повернул коней влево (кавалерийский трюк, пригодный в данных условиях, который позже продемонстрировали только карфагеняне под командованием Ганнибала), стремительно ударил во вражеский центр, где, по обычаю персов, находился Великий царь, и на длину копья приблизился к его боевой колеснице.

Жажда уничтожения, сверкавшая во взгляде Александра, страх на лице Дария и беспомощное движение его руки, протянутой в сторону смертельно раненного командира его телохранителей — все это впечатляюще изображено на известной помпейской мозаике размером 5,82 на 3,13 метра, выложенной из полутора миллионов камешков, — мозаике, которая восхищает сегодня посетителей Национального музея в Неаполе.

В этот момент решилась судьба сражения, которое тогда еще не было проиграно Дарием: его тяжелая кавалерия обратила фессалийцев в бегство к морю, его греческие наемники врезались в лес сарисс и, подогреваемые извечной ненавистью эллинов к македонским невеждам, совершали страшное опустошение в фаланге. Однако у Великого царя, оказавшегося один на один с Александром, сдают нервы. Он круто поворачивает вставших на дыбы коней и, пересекая поле боя, мчится прочь. Когда путь становится непроходимым, он бросает оружие, срывает с себя пурпурную мантию и вскакивает на сопровождавшую его лошадь. «Царь бежит!» — этот крик, распространяющийся с быстротой молнии, долетает сначала до сражающихся на побережье конников, потом — до юношей отборного корпуса, и, наконец, обращаются в бегство и наемники, также потерявшие мужество из-за малодушного бегства содержавшего их царя. В хаос отступления устремились со всех сторон македоняне, своим смертоносным оружием собирая страшный урожай победы, оставляя тысячи убитых и раненых.

Только два часа длилась битва в этот ноябрьский день у Исса. Она была выиграна человеком, готовым пожертвовать собственной жизнью, стоявшим во главе более обученного и морально более подготовленного войска, человеком (не стоит об этом забывать!), которому на этот раз улыбнулась удача. Исход боя отнюдь не был предопределен. Дарий тоже мог бы покинуть поле сражения победителем. Цезарь, когда казалось, что шторм разобьет его корабль у иллирийского побережья, крикнул кормчему: «Не бойся ничего! С тобой Цезарь и его удача!»

После непродолжительного безрезультатного преследования. врага Александр вернулся назад: уставший, с разбитыми нагрудными латами, он позволил снять себя с коня. Из раны на правом бедре сочилась кровь. Все кругом шептались о том, что царь был ранен в поединке с Дарием. Обычное дело на войне… Он вошел в шатер побежденного, который, по существовавшему тогда обычаю, не был разграблен, и остановился перед занавесом, как вкопанный. Когда он увидел изготовленные из цельного золота сосуды, мраморную ванну, серебряные кувшины для воды, бутылочки с мазями, ложе из павлиньих перьев, покрытое тигровыми шкурами; когда он вдохнул воздух, напоенный изысканными ароматами пряностей и эссенций, подивился ножкам столов в виде львов и столовой посуде, то обратился к Клиту со словами: «Вот что значит, по-моему, быть царем!»

Позже победители пили вино и вспоминали павших (у македонян было 450 человек убито и в десять раз больше — ранено). Слуга Дария, который, как и все остальные, был лишен языка, чтобы не мог проговориться о том, что слышал, передал ему украшенный рубинами ларец из слоновой кости. Он был пуст, и стали думать о том, что в нем хранить. «Только то, что еще более ценно», — сказал Александр. С этого времени в ларце из слоновой кости лежал свиток с комментариями Аристотеля к «Илиаде» Гомера.

Теперь настал черед той сцены, которая удивляла современников и трогала потомков: имеется в виду встреча Александра с матерью и супругой Великого царя. Сизигамбес и Статира, хорошо зная, что по законам того времени победитель может сделать с ними все, что пожелает, изначально положились на волю судьбы и с плачем упали на землю, когда увидели с триумфом провозимую по лагерю колесницу, — а также лук и пурпурную мантию: они, вероятно, подумали, что Великий царь мертв. Александр через Леонната объяснил несчастным, что считает их не пленницами, а царицами и заверил в том, что будет и впредь с должным почтением относиться к их высокому положению, ибо не ведет войну с женщинами.

Если бы при подобных обстоятельствах, пишет Дрозейн, и у афинян со спартанцами ненависть к вражеским правительницам и жажда любовных развлечений с ними находила бы такой же выход!..

Наверное, ни один из поступков Александра не удивлял потомков больше, чем этот акт благородства, эта почтительность, с помощью которой он мог бы вывернуть деспота наизнанку. Скептики, однако, придерживаются мнения, что его поведением руководило не только великодушие, но также и политические соображения. Царственные пленницы были желанными заложницами.

Рассказывают, что когда некоторое время спустя он вместе с Гефестионом вошел в шатер обеих цариц, то мать, не зная, кто же именно из этих двоих прекрасно одетых мужчин является царем, пала ниц перед его другом, который был выше ростом, чтобы поприветствовать его по персидскому обычаю. Гефестион, отступив назад, дал ей понять, что она ошиблась, и женщина, пребывая в величайшем смущении, уже была уверена, что эта ошибка будет стоить ей жизни, но Александр с улыбкой сказал: «Ты не ошиблась, он тоже Александр». Потом он взял на руки шестилетнего сына Дария и поцеловал его.