Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Были заложены основы перехода к новому периоду, которому историк Иоганн Густав Дройзен дал название в своем труде — «эпоха эллинизма». Он писал: «Имя Александра знаменует собой конец одной эпохи и начало новой». Она длилась 300 лет, с основания Александрии до захвата ее римским консулом Октавианом, позднее императором Августом.

Подъем экономики и торговли в империи Александра (впервые в истории речь шла о «мировой экономике» и «мировой торговле») и расцвет городов, построенных по греческому образцу, были во многом заслугой греков-переселенцев: ремесленников и художников, мастеров горного дела и строителей дорог, архитекторов и крестьян, торговцев и судей, учителей и наемников, ученых и политиков. Всех этих людей нужда и скученность на родине побудили искать счастья на просторах Азии (переселение, которое по своим масштабам сравнимо с европейской эмиграцией XIX века в Америку). Они принесли с собой в Азию технический прогресс в горном деле, в укладке водопроводов, прокладывании каналов и дорог и, в первую очередь, в военной сфере — ведь они уже располагали метательными орудиями, стенобитными машинами, военными кораблями.

А ещё они принесли с собой культуру. В городах верхнего Евфрата нашли списки речей Демосфена, в Армении — стихи драматурга Еврипида, в Афганистане и Индии — греческие надписи. Ваятели Гандхары создали по образцу статуи Аполлона скульптурное изображение Бодисатвы и Будды; другие их творения заставляли вспомнить эллинские статуи Зевса, Геракла и Афины. Но не следует забывать, что это было взаимное влияние: как отдавали, так и обретали обе стороны. Восток воспринял элементы греческой, Греция же — восточной культуры.

Эллинизация Востока была бы немыслима без греческого языка: его разновидность — аттический диалект — стал универсальным средством общения. Койне цементировал, скреплял все греческое на востоке и служил делу продвижения всего передового для того времени. Утверждают даже, что христианство без посреднической миссии греческого языка вряд ли вышло бы за пределы Иудеи, потому что любая новая религия должна проповедоваться с помощью медиума, а в этой роли и выступал мировой язык греков. А как бы еще смогли распространиться Евангелия и Послания апостола Павла? Но эллинизм не только проложил путь вероучению Христа, он стал учителем Рима. На этом основании можно предложить вниманию читателя несколько рискованный вывод: без Александра нет христианства, без Александра нет Римской империи.

При выступлении из Македонии у Александра было 200 талантов долгов, с 70 талантами он перешел через Геллеспонт. Мы знаем, что, отправляясь в поход, он играл ва-банк. Он выиграл. После битвы при Иссе у него уже не было долгов, после Гавгамел он стал самым богатым человеком в ойкумене. Ежегодно доходы от налогов, таможенных пошлин и прочих сборов его сатрапов составляли 30.000 талантов. Он был царем, не желавшим считать денег и не считавшим их. Он был одновременно и Крезом, и Мидасом, давал своим друзьям больше, чем брал себе, да и по отношению к простым воинам он был великодушен и щедр. Те, кого он отправлял домой, в Македонию, увозили с собой полные сумы золота, притороченные к седлу. Художника Апеллеса он сделал состоятельным человеком, философа Аристотеля — богачом, а своих полководцев — мультимиллионерами. Десять тысяч талантов перевел он в Грецию на восстановление обветшавших храмов. Крупные сумы он выделил на расширение системы каналов в Вавилоне, на осушение Копайского озера в Беотии, на строительство плотин в Клазоменах в Ионии. Пока он еще придерживался золотого правила исполнения любого бюджета: затратная часть не должна превышать доходную.

В начале 324 года до н. э. Александр вступает в Пасаргады. В первую очередь он направляется к гробнице Кира Великого, основателя персидской мировой империи. Он с ужасом убеждается в том, что усыпальница, покоящаяся на массивном постаменте, к которому ведет множество ступеней, осквернена. Золотой саркофаг взломан, царственные останки разбросаны по полу, предметы, положенные согласно погребальному обряду в саркофаг Кира, — ожерелья, серьги, кинжалы, пурпурные одеяния, богато украшенные мечи — исчезли. Все, что осталось, — несколько слов на разбитой мраморной доске. Он повелевает привезти жрецов, которые с давних пор присматривали за усыпальницей и в обязанности которых входило ежемесячное жертвоприношение — заклание одной овцы и одной лошади. Их допрашивают, затем пытают. Они сознаются в преступном пренебрежении своими обязанностями, но не знают, кто осквернил святыню. Его гнев обрушивается на македонянина — командира охраны: разве он не знает, что осквернить гробницу Кира — это то же самое, что подвергнуть поруганию самого царя, потому что он — наследник великого правителя, империя которого перешла к нему? В тот же день несчастный лишился головы.

Аристобул, строитель и инженер, оставивший после себя биографию Александра, получает от царя задание восстановить усыпальницу в прежнем виде, так чтобы следов разграбления не осталось. Он выполняет поручение с такой точностью, что археологи нашего времени могут реконструировать ее согласно подробным описаниям Аристобула. Многие десятилетия гробницей Кира считалось мраморное сооружение с украшенным фронтоном в долине Мургаба. Но археологи редко придерживаются одного и того же мнения, и вскоре появилась вторая усыпальница Кира, квадратная башня-мавзолей на постаменте, к которой ведут три ступени. Эта гробница Великого царя находится севернее царского дворца.

Аристобул положил на саркофаг золотой венок, как ему было поручено его господином, снова вставил каменную дверь и опечатал ее царской печатью. Надпись на усыпальнице он велел перевести на греческий и привести ее в таком виде после древнеперсидского текста: «О человек, кем бы ты ни был и откуда бы ты ни пришел, а я знаю, ты придешь, знай: я — царь Кир, создавший империю персов. Не откажи мне в горсти земли, которая покроет мои бренные останки».

Пасаргады Александр покинул, поняв, как мало все же его здесь боятся. Будь это не так, как посмели бы они осквернить гробницу царя, почитаемого им, — а об этом они знали… Он уже было окончательно разуверился в своих подданных, но после двухдневного путешествия в юго-западном направлении начал сомневаться в себе самом. Он стоял со своими военачальниками среди руин дворцов Персеполя, в которых гнездились змеи, раздавались крики сов и бурно разросся шиповник. Стоколонный зал, Ападана, ворота Всех стран, сокровищница — от них остались лишь жалкие руины, а в небе кружили вороны.

«Сохрани это, — посоветовал ему тогда Парменион, — ибо глупо разрушать то, что тебе же и принадлежит!»