Оскар Шервин - Шеридан

Но больше всех способствует освистанию пьесы Кембл. На протяжении всего спектакля он играет нарочито вяло и бесстрастно, произнося свои реплики с похоронным видом. Когда он декламирует вкрапленные в текст отрывки из пьес Шекспира, публика, проявляя необыкновенную эрудицию, скандирует: «Генрих IV», «Отелло» и названия других пьес, откуда украдены данные строки. В конце концов это переходит всякие границы, и Кембл подает знак нанести завершающий удар. Когда он нараспев, выделяя голосом определенные места, читает в пятом действии монолог со следующим описанием смерти:

партер разражается «неслыханными доселе» неблагозвучными и оглушительными воплями. Как только наступает относительная тишина, Кембл, вместо того чтобы продолжить монолог, медленно, загробным голосом повторяет строку: «Едва лишь кончится глумленья торжество», что вызывает новый кошачий концерт в зале. Занавес в финале опускается под свистки и шиканье зрителей.

В ночь после разоблачения его подделки Айрленд спит сном праведника. Более того, он находит, что лучше выступать в роли фальсификатора, чем в роли Шекспира. Горчайшим разочарованием оказывается для него финансовый итог всей этой истории. Когда в понедельник утром он является в Друри-Лейн за деньгами, ему сообщают, что после оплаты всех расходов в казне театра осталось 206 фунтов стерлингов. Но и эту сумму поделили между собой Шеридан и отец Айрленда; сам Айрленд получил от отца всего 30 фунтов.

Удачами нового Друри-Лейна явились постановки «Призрак замка» и «Синяя борода». Первая из этих пьес, написанная «монахом Льюисом» [74] Мэтью Грегори Льюис (1775—1818) — английский писатель, автор готического романа «Монах», получивший прозвище «монах Льюис». , очень долго была гвоздем репертуара. Ее успеху способствовали как грандиозный сценический эффект погружения призрака в пламя, так и красивые декорации в готическом духе. Шеридан не заплатил автору всего, что ему причиталось, и Льюис сочинил на него злобную эпиграмму:

Шеридан подыскивает новые источники сенсации. Поскольку пошла мода на «Коцебу и немецкую колбасу», он ставит «Незнакомца» — пьесу, представляющую собой переделку произведения немецкого драматурга Коцебу, подправленную самим Шериданом. Литературными достоинствами эта поделка не обладает, но зато пользуется огромной популярностью у публики, благодаря чему театру удается пополнить казну, опустевшую из-за провала «Вортигерна». Ободренный успехом этого нового отступления от традиции, Шеридан перерабатывает, приспособляя для постановки на сцене, пьесу Коцебу «Испанцы в Перу», эффектную патриотическую мелодраму, которую впервые ставят на подмостках Друри-Лейна 24 мая 1799 года под названием «Писарро». Спектакль выдерживает тридцать представлений подряд, публика валом валит в театр, деньги текут в кассу рекой, повсюду только и разговоров, что о новой пьесе. В том же году «Писарро» издают в Филадельфии. Пьеса еще долго не сходит со сцены. Кто-то в присутствии Шеридана пренебрежительно отзывается о пьесе как о пересказе чужого произведения. «Да, я всего лишь переводчик, — восклицает Шеридан, — но зато какой переводчик!»

История создания этого шедевра может служить классической иллюстрацией привычки Шеридана откладывать работу до последней минуты. Уже объявлен день премьеры, уже распроданы все билеты в ложи, а Шеридан еще даже не приступал к последним двум действиям и не написал слов песен для Келли. Генеральная репетиция проводится утром в день премьеры; вот уже подошло к концу четвертое действие, а трое исполнителей до сих пор не получили некоторых кусков своих ролей в пятом действии — автор срочно дописывает их в суфлерской будке и по частям передает на сцену. Актеры натерпелись страху, но у всех троих была хорошая, тренированная память, и все обошлось благополучно.

Шеридан считает, что от успеха пьесы зависит его собственная репутация. Один очевидец описывает такую сцену: Шеридан, свесившись из своей ложи, с мучительным беспокойством следит за тем, чтобы актеры правильно и хорошо скандировали стихи этой напыщенной и пустозвонной мелодрамы Коцебу. Он слог за слогом повторяет реплики каждого исполнителя, на пальцах отсчитывая стихотворный размер и, словно учитель музыки, выпевая этот метр голосом. Он приходит в сквернейшее настроение и в гневе топает ногами, когда слушает реплики миссис Джордан. Зато каждая реплика Кембла неизменно приводит его в восторг, и он, как ребенок, радостно хлопает в ладоши. Некоторыми монологами миссис Сиддонс он восхищается, другими же возмущается, то и дело говоря Ричардсону: «Вот как надо правильно произносить это место» — и повторяя затем этот пассаж по-своему.

Терзания и восторги Шеридана тревожат его друзей. Они находят «Писарро» произведением нелепо гротескным. Персонажи и сюжет пьесы до смешного ходульны. Ролла являет собой воплощенное чудо бескорыстной любви, дружбы, верности и героизма, какого еще не видывал свет, тогда как его антагонист Писарро — настоящее чудовище. Мотивы, движущие авантюристкой Эльвирой, и действительный ее характер совершенно непонятны. Она попеременно изображается то белыми, то черными красками: в один момент она предстает в качестве поборницы морали, в другой — в качестве рабыни порока. В любом случае это крайне шумная, говорливая особа — одна из тех чувствительных милых дам, наделенных сильными страстями и слабым интеллектом, которые в молодости отдают щедрую дань сердечным увлечениям, а в старости — бутылочке.

Успех пьесы носит преимущественно политический характер. Английской нации угрожает вторжение, и прямые и непосредственные патриотические призывы пьесы вызывают бурю патриотических аплодисментов. Ведь, встречая овацией обращение Роллы к перуанцам, зрители как бы бросают вызов могуществу Франции.

Будучи спрошен, какого он мнения о «Писарро», Пит отвечает: «Если вы имеете в виду вещь, написанную Шериданом, то там нет ничего нового. Все это я давным-давно слышал на процессе Хейстингса». И это истинная правда. Шеридан украшает остов пьесы Коцебу сверкающими бриллиантами красноречия своих обличительных речей против Уоррена Хейстингса: риторика Вестминстер-холла и риторика Друри-Лейна образуют единое целое.

Чарлз Фокс уверяет: «Невеста в трауре» Конгрива — это что-то ужасное, но хуже «Писарро» ничего быть не может.