Оскар Шервин - Шеридан

Во время представления «Каравана» один из актеров говорит Шеридану: «Болезнь никого не щадит, и ведь надо же такому случиться...»

— Что случилось?

— Я совсем расхворался и после сегодняшнего спектакля играть не смогу.

— Ах, это вы заболели? — с облегчением восклицает Шеридан. — Ну, любезный, и нагнали вы на меня страху: мне показалось, что вы собираетесь сообщить о болезни собаки!

Однажды Шеридан вбегает в «зеленую комнату» со словами: «Где же мой спаситель?» Перед ним со скромным видом предстает драматург Рейнолдс. «Да я не вас имел в виду, а пса!»

1 декабря 1804 года. Ковент-Гарден. С раннего утра на Боу-стрит и площади у рынка толпится народ. К часу у дверей театра выстраивается длинная очередь; еще до наступления вечера очередь, образовавшая сомкнутую, непроницаемую колонну, вытягивается вдоль всей Боу-стрит и загибается на Друри-Лейн. По мере приближения момента открытия стоящие сзади все сильнее напирают на передних, начинается давка, раздаются крики, кое-кто теряет сознание. Ввиду неимоверной толчеи приходится вызвать отряд солдат, чтобы он навел порядок у театрального подъезда. После этого публику начинают пускать внутрь, и за несколько минут зрительный зал заполняется до отказа. Но публика все продолжает прибывать. Партер представляет собой сплошное море голов. Так же как и во время премьеры «Вортигерна», многие джентльмены платят за места в ложах, затем первыми врываются в театр и, спрыгнув с балконов первого яруса, захватывают места в партере. Все фойе и проходы битком забиты людьми, готовыми заплатить какие угодно деньги за возможность хоть одним глазком посмотреть на сцену. От духоты и давки двум десяткам людей становится дурно, и их затаскивают из партера в ложи, как утопающих из моря в лодки, а оттуда переправляют в фойе. Джентльменов, стиснутых со всех сторон и задыхающихся в спертом воздухе, спасают от обморока жены, которые беспрерывно обмахивают их веерами. Еще несколько человек воздевают руки, словно бы моля о милосердии и пощаде. (Благодаря такому наплыву публики, переполнившей соседний театр, Друри-Лейн, у которого в тот вечер была очень слабая программа, собрал на 300 с лишним фунтов стерлингов больше, чем ожидалось.)

Наконец устанавливается относительный порядок, и на авансцену выходит Чарлз Кембл, чтобы прочесть пролог, но публика не слушает. Тогда он уходит, и начинается спектакль. Первое действие пьесы — сегодня дают «Барбароссу», сплошные напыщенные тирады — тоже идет под шум и гомон зрительного зала, так как чудо- ребенок в нем не участвует. Но вот наступает долгожданный миг: в одежде раба (белые полотняные панталоны, короткая облегающая куртка из красновато-коричневой домотканой материи, отороченная собольим мехом, и детская шляпа без полей) на сцену по зову тирана выходит чудо-актер, появления которого с таким нетерпением ждали в зале, — малолетний Уильям Генри Уэст Бетти...

Спектакль вылился в настоящий триумф этого молодого дарования. Зрители многократно устраивали Бетти восторженную овацию. Принц Уэльский, сидевший в ложе леди Малгрейв, аплодировал громче всех. Миссис Инчболд, откровенная ненавистница всяких вундеркиндов, отправясь после третьего действия за кулисы, обнаружила там толпу критиков, обменивающихся впечатлениями. Большинство из них прямо провозглашали, что в лице Бетти сцена обрела нового Гаррика, и лишь один из них, набравшись смелости, шепнул ей на ухо, что «это вовсе не Гаррик, а балаганный фокусник». Но поскольку все лестные отзывы об игре мальчика высказывались громогласно, а все неблагоприятные — потихоньку, то нет ничего удивительного в том, что трезвые критические голоса потонули в хоре чрезмерных похвал по адресу Бетти.

Короче говоря, общество помешалось на Бетти. Его имя было у всех на устах. Самые высокопоставленные люди в стране наперебой зазывали Бетти в гости, устраивали в его честь пиршества, ласкали его и баловали; они дожидались его у театрального подъезда, чтобы в собственных каретах или портшезах отвезти его к себе. Политики, устраивая званые обеды, назначали их (по консультации друг с другом) на те дни, когда Бетти не выступал на сцене. Фокс приезжал в Лондон специально, чтобы увидеть его. Питт отзывался о Бетти как об актере необыкновенного таланта и, объявив перерыв в заседании парламента, ехал посмотреть Гамлета в его исполнении. Бетти изменил весь уклад лондонской жизни: лондонцы теперь обедали в четыре, после чего собирались в театр; все их помыслы и разговоры вращались вокруг очередной пьесы с участием кумира публики. Даже Грассини жаловался на то, что Бетти убил оперу. Шеридан привозил Бетти в Карлтон-хаус, где Бетти совершенно очаровал Георга, принца Уэльского, своими изысканными манерами. Кембриджский университет назначил премию за лучшее стихотворение, воспевающее игру юного Росция. Его портрет был заказан двум знаменитым художникам, Опаю и Джеймсу Норткоту; на нескольких популярных эстампах Бетти был изображен в качестве центральной фигуры. Так, на одном из них он изображен сидящим вместе с Джоном Кемблом на одной лошади. Бетти, сидящий спереди, говорит своему режиссеру: «Я не хочу обидеть вас, но, когда на одной лошади едут двое, кому-то приходится сидеть позади».

Перевозбуждение и бремя громкой славы не замедлили сказаться: Бетти заболел, и все лондонское общество немедленно преисполнилось сочувствия к своему любимцу. Вплоть до момента выздоровления Бетти ежедневно выпускались бюллетени о состоянии его здоровья. Титулованные леди возили его в своих каретах по Гайд- парку, гладили его по золотисто-каштановой головке, выпрашивали у родителей мальчика локон его волос для своего медальона. Философы, так же как знать и критики, были без ума от чудо-ребенка. Впоследствии Друри-Лейн и Ковент-Гарден поделили его между собой.

Благодаря Бетти деньги рекой потекли в кассы обоих патентованных театров. Друри-Лейнскому театру он за двадцать восемь спектаклей принес огромную сумму в 17 201 фунт стерлингов, из которой ему был выплачен гонорар по ставке 100 фунтов за одно выступление. (Кемблу платили 37 фунтов 16 шиллингов в неделю.) Еще большие сборы обеспечивал Бетти Ковент-Гарденскому театру.

К сожалению, артистический успех Бетти повлек за собой повальное увлечение лондонской публики выступлениями на сцене актеров-вундеркиндов и увлеченных театром подростков. Один только Шеридан сохраняет полное спокойствие посреди всего этого ажиотажа, поднятого вокруг юного Росция. Ему предлагают создать нового кумира публики из подростка Неда Кина [75] В будущем знаменитый английский актер Эдмунд Кин (Нед — уменьшительное от Эдмунд). , с тем чтобы тот стал конкурировать с Бетти. «Нет, нет, — отвечает Шеридан, — пусть в каждый момент у нас будет один мыльный пузырь. Этого вполне достаточно. Если же мы выдуем сразу два, они столкнутся друг с другом и лопнут».