Бернгард Куглер - История крестовых походов

Потеря Эдессы была чрезвычайным несчастьем для крестоносцев. Судьба этого города после того могла грозить и Антнохии, и тогда нельзя было бы надолго удержать не только Иерусалима, но и никакой другой части христианских владений. Почти казалось, что наступил последний час крестоносных государств, — потому что сельджуки воспользовались своей победой с непреодолимой энергией. Ценки занял Серудж; богатая Эльбира досталась другому месопотамскому эмиру; вся часть графства Эдессы по ту сторону Евфрата была занята врагами. Правда, после этого Ценки должен был покинуть место действия, потому что в Мосуле произошло восстание, которое могло, казалось, серьезно грозить его господству: но не дало ли это христианам только короткую отсрочку.

В этом положении вещей оставался еще только один путь спасения. Надо было просить у единоверцев Запада поддержки, достаточной для того, чтобы иметь возможность победить Ценки и снова завоевать Эдессу. Этот путь и был испробован, если не всеми, кто здесь был заинтересован, то по крайней мере теми, которым прежде всего угрожали сельджуки. Королева Мелизенда, по-видимому, очень мало заботилась о всеобщей опасности, а тем менее о том, чтобы обратиться в Европу с просьбой о помощи; напротив того, северные сирийцы серьезно старались приобрести себе благосклонное расположение западных держав. Здесь надо прежде всего заметить, что армянские христиане, которые так часто шли рядом с латинянами, как верные товарищи по оружию, теперь хотели примкнуть к ним и в церковном отношении. Уже в 1140 году на церковном соборе в Иерусалиме их патриарх обещал изменить армянское исповедание веры во многих пунктах по образцу римско-католического; а теперь в 1145 году торжественное посольство армян явилось к папе Евгению III, требовало его решения относительно сохранения или отмены известных церковных обычаев и просило наставления в отправлении обедни по обряду латинян. Но затем князь Раймунд на этот раз, по-видимому, исполнил свою обязанность разумным образом, — потому что один французский хронист рассказывает, что на его родине антиохийские послы принесли просьбу, чтобы «победоносная храбрость франков» защитила Восток от дальнейших несчастий. Кроме того, в ноябре 1145 года архиепископ Гуго из Великого Гибеллума находился при папском дворе, горько жаловался там на потерю Эдессы и наконец высказал намерение перейти Альпы и просить о поддержке Сирии королей Конрада III немецкого и Людовика VII французского. Епископ Гуго был одним из самых значительных людей княжества Антиохийского: он вместе с Раймундом боролся как с императором Иоанном, так и с честолюбивым патриархом Радульфом, и поэтому вероятно, что он только с ведома и согласия своего государя возымел план привлечь на помощь самых могущественных глав христианского мира. Осуществил ли он этот план, мы, правда, не знаем, потому что дальше мы ничего об нем не слышали и не можем дать отчета об его дальнейшем существовании. Но другие упомянутые антиохийские послы, по-видимому, достигли своей цели и, кроме того, отдельные пилигримы, возвращавшиеся из Святой Земли, и подданные крестоносных государств, которые приезжали в Европу по делам, не только переносили из города в город печальную весть о падении Эдессы, но в то же время, вероятно, говорили о необходимости нового похода франков в Сирию.

Но в этот момент положение Запада чрезвычайно отличалось от того, которое было в 1095 г. Потому что во время Урбана II римская церковь стояла победительницей над свергнутыми государственными властями; но с тех пор схизматические выборы и несколько очень коротких папств чувствительно повредили значению пап, и теперь в лице Евгения III на престоле Петра сидел хотя человек бодрый и благочестивый, но столь же незначительный. В противоположность этому, теперь начали сильнее развиваться государства: Рожер Апулийский соединил нижнеитальянские владения норманнов в сильное королевство, ломбардские города при свободных учреждениях стали богаты и могущественны, а во Франции, после долгого изнеможения, королевская власть снова была поднята к высокому почету способным Людовиком VI и аббатом в Сен-Дени Сугерием, умным советником его и его сына Людовика VII. Но вообще со времени первого крестового похода, и в большой мере вследствие его, в жизни христианских народов приобретало силу более светское правление. Мистико-аскетическое стремление, которое вполне владело ими в одиннадцатом веке, после завоевания Иерусалима все более и более уступало другим движениям. Это стремление было вполне удовлетворено, и при этом западные люди познакомились с древней культурой греков, могуществом магометан и богатой красотой Востока. Тогда сердца наполнились горячей потребностью жить не только для темного загробного мира, но исследовать все явления земного существования и весело пользоваться сокровищами этого мира. Государи и рыцари скоро стали наслаждаться праздничными пирами, служением любви; ученые клирики отваживались на смелые философские умозрения или углублялись в изучение законодательных книг Юстиниана, из которых нельзя было извлечь никаких доказательств в пользу целесообразности светской власти духовенства. Любитель песен Вильгельм Аквитанский развязывал страсть к пению в половине Европы; глубокомысленный Петр Абеляр собрал вокруг своей кафедры густые толпы единомышленников учеников, а пламенный Арнольд Брешианский объявил римлянам, которые и без того восстали против папы, что святой отец есть, конечно, господин над душами, но не над телами, что он может, пожалуй, иметь притязания на управление церковью, но не на светскую власть в вечном городе.

Но духовное движение, которое некогда так сильно привлекло к себе умы, вовсе не было этим остановлено, но скорее только несколько отклонилось от прежнего пути. Если в тот момент папство было не в состоянии удержать за собой роль предводителя, как в прежние времена, то вместо него во главе движения стало черное духовенство. И вот поприще, где Бернард Клервоский достиг длинного ряда своих триумфов. Он происходил из бургундского рода и, побуждаемый аскетическим стремлением, в ранние годы поступил в монастырь Сито ( Citeaux ), родину Цистерцианского ордена, но оттуда был вскоре отправлен аббатом в монастырь Клерво. Сообразно направлению времени, он не думал, чтобы клир должен был внешним образом господствовать в этом мире и непосредственно повелевать подданными или военными отрядами: его ум был направлен только на то, чтобы всегда приводить мирян к покорному послушанию наставлениям из уст духовенства. Но в этом отношении он работал для основания теократии так же неутомимо и фанатично, как некогда Григорий VII. Своими успехами он был обязан своему возвышенному красноречию и обширным сведениям, которые он приобрел в ревностных занятиях. Он мог не только увлекать за собой массы, но побеждать оружием диалектики самых могущественных по уму противников. Его слово победоносно действовало за папу Иннокентия II против схизматика Анаклета; он смирил Абеляра и угрожал Арнольду Брешианскому; церковные тенденции ни в ком не находили более сильного защитника, и крестоносная проповедь, если б он за нее взялся, несомненно должна была иметь политический успех.