Игорь Сдвижков - В июле 1942. Оборона Касторного. Правда и вымысел

При этом, согласно имеющимся документам, не только 284 сд, но и другие части касторненской группы доносили наверх о большом количестве якобы уничтоженной немецкой бронетехники. Например, штаб 119 сбр сообщал, что с 28 июня по 6 июля бригадой «уничтожено и повреждено 130 танков, из них до 60 сгорело» [335]. По данным 2 ид, 3 и 4 ибр за период 1–3 июля 1942 года уничтожили в боях 19 танков [336]. Командование 111 сбр и 14 тбр, надо думать, также доносило об уничтоженных немецких «панцерах». Так что отнюдь не все потерянные безвозвратно или временно вышедшие из строя танки противника следует относить на счет 284 сд.

Из анализа данных о потерях сторон хорошо видно, что потери немцев командованием наших частей многократно завышались и разительно отличались от реальных. Почему это происходило? Откуда появлялись в сводках и донесениях совершенно нереальные цифры причиненного врагу урона?

Конечно, точно знать понесенные противником потери было в тех условиях невозможно для обеих сторон: не знали их действительных цифр и в пунктуальных штабах вермахта. Еще труднее было определить потери врага, если поле боя оставалось за ним и какой-либо их подсчет становился просто невозможным. В горячке же боя ведущим огонь артиллеристам и пехотинцам зачастую было крайне затруднительно видеть, тем более оценить результаты своей стрельбы. Дым и пыль от разрывов мешали наблюдению и существенно снижали видимость, а ответный огонь и постоянные бомбардировки с воздуха не давали возможности выяснять и перепроверить, насколько эффективной была стрельба на самом деле.

Ко всему этому добавлялся и важный морально-психологический фактор, когда ведущим тяжелый бой людям, своими глазами видящим гибель товарищей, страстно хотелось верить, что они тоже жестоко бьют противника и наносят ему еще больший урон! Думать иначе, тем более узнать, что потери немцев на самом деле гораздо меньше, пожалуй, было бы для большинства бойцов в тех условиях просто непереносимым.

Мысль о том, что немцы теряют в боях сотни «стальных чудовищ» и тысячи звероподобных ненавистных солдат, которые тупо лезут вперед на пулеметы, но ряд за рядом ложатся под красноармейскими пулями, помогала бойцам выстоять в тяжелейших боях, укрепляла веру в свои силы, поднимала боевой дух в подразделениях. Поэтому такое отношение к происходящему было для солдат на передовой вполне понятным и естественным. Более того, по-другому в то страшное время выстоять было бы вообще вряд ли возможно. Неудивительно, что с передовой командованию частей стекались данные об огромных потерях врага.

Но вот само командование, не ведущее непосредственно бой в траншеях и на огневых позициях и потому свободное от влияния вышеперечисленных факторов, — оно разве не должно было бы трезво, с холодной головой, без окопной горячности задуматься о степени достоверности поступающих донесений и оценить их критически? Неужели же более высокое начальство слепо верило тому, что доносили о гигантских потерях врага разгоряченные боем подчиненные? Судя по сводкам и донесениям наверх, выходит, что да, верило.

Большую роль в этом играла и пропаганда. Ежедневно в сводках Совинформбюро, газетных статьях, выступлениях агитаторов сообщались просто огромные цифры немецких потерь и описывались постоянные успехи неких N-ских частей Красной армии на N-ских же участках фронта. И если где-то какие-то наши части успешно били заклятого врага, то почему же не могли его так же успешно бить и под Касторным? Чем действующие здесь части Красной армии были хуже других? Ничем! Они также жестоко бьют врага! И установленная Совимформбюро «планка» становилась своеобразным образцом, на который вольно или невольно начинали равняться повсюду. Враг везде несет большие потери? Тогда не может быть, чтобы он не нес их и здесь! Враг обладает численным преимуществом, но труслив и малодушен, а части Красной армии бьют его и в меньшинстве, потому что воюют не числом, а умением!

Пожалуй, такое мнение было типичным для многих командиров того времени, а в нашем исследовании оно наиболее ярко проявилось именно в оценках прошедших боев командиром 284 сд Батюком. В них дивизия предстает как некое легендарное, не знающее поражений соединение, настоящая гроза врагу и пример для подражания соседям! В докладе на конференции по обобщению боевого опыта комдив даже заявил, что «о наших героических боях знает не только Ставка главного командования, но и тов. Сталин» [337].

По словам Батюка, 284 сд после смены ею танковых частей на фронте 5 ТА (18 июля 1942 года) заняла 12-км полосу обороны и на следующее утро повела наступление… 600 бойцами и «удачно продвинулась вперед» [338]. На самом же деле продвижение вперед было не чем иным, как выдвижением к полосе обороны противника по территории, оставленной отошедшими частями 5 ТА 12–13 июля 1942 года. Но со свойственной ему лихостью в интерпретации боевых действий и ярко выраженной склонностью подчеркивать заслуги своей дивизии (регулярно ругая при этом никудышных соседей) Батюк безапелляционно написал, что «противника побили хорошо» [339].

Увы, к действительности это заявление не имело никакого отношения. Но не допускающий и тени сомнения в своих словах комдив пошел дальше и, поднимая цену успеха своей дивизии еще выше, написал, что противник на участке наступления дивизии имел четыре батальона, а всего, по разведданным, — до двух полков (то есть более 4 тысяч человек в обороне с «мощными оборонительными пунктами» против 600 наступавших!), да еще врагу пришлось из-за наступления 284 сд подбрасывать к фронту подкрепления! [340]

Опять досталось от Батюка уже и новым «слабакам-соседям». Говоря об успешном продвижении своей дивизии, он заявил, что «получилась неувязка с соседями» , из которых правый остался в роще, а левый был и того хуже, поскольку «не посмел выходить» с занятого рубежа, в результате чего наступление дивизии было по приказу командования приостановлено. А иначе, «если бы оно было разрешено, противник был бы разбит и выброшен в район Сухая Верейка» [341]. На самом же деле потенциально «разбитый» противник наступления 284 сд, судя по документам, даже не заметил, ибо как был, так и остался на занимаемых позициях. Другое дело, что, не зная действительного начертания передовой, Батюк ошибочно считал, что она проходила гораздо ближе к району расположения дивизии.

Дальше — больше. Комдив говорит про переход к обороне и заявляет, что к тому времени в дивизии осталось 350 штыков, которые, выходит, заняли оборону все на том же многокилометровом фронте при поддержке 10 танков. А вот сосед — молодая необстрелянная дивизия (237 сд) — при атаке немецких танков отошел, не приняв боя. Опять пришлось 284 сд помогать соседу, в результате чего «было уничтожено 24 танка, 12 автомашин, 6 мотоциклов и два батальона пехоты» (надо думать, около 1200 человек?) [342]. При этом один только расчет 76-мм пушки в двухчасовом бою с 30 немецкими танками (!) вышел победителем и уничтожил аж 14 из них [343]! (В книге В. Яцкевича описано много таких легендарно-былинных эпизодов.)