Эдмон Фараль - Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

Эта толпа не очень разборчива в отношении развлечений: она собирается как вокруг акробатов, так и вокруг певцов и рассказчиков, и жонглерам-гимнастам на ковре тоже есть чем утолить ее любопытство: они тоже умеют немало и вводят в свою программу мудреные номера — и «лотарингский», и «французский», и «шампанский», и «испанский», и «бретонский», и «римский», демонстрируя все таланты, которые мы не можем описать и которые восхищали знатоков [167] Le Jongleur de Notre-Dame. , — не говоря уже об успехе, обеспеченном жонглеркам, то есть танцовщицам и заклинательницам змей [168] Jean de Garland . Dictionarius, LXXX. .

Но и среди народа есть публика, которую интересуют жонглеры более высокого класса — те, кто наполовину всерьез, наполовину шутя занимает своих слушателей злободневными проблемами. Эти люди, безвестные мастера, чьи имена прочно забыты и чью работу воспроизвести трудно, влияли на общественное мнение, подобно современным журналистам. Они сыграли значительную роль в истории политических и социальных идей и порожденных ими движений; о них мы еще будем говорить.

Три тирана деревни — прево, лесник сеньора и священник — домогаются жены виллана Констана дю Амеля. Изабо благонравна: она сопротивляется. Трое ухажеров сговариваются довести ее до бедности, «истощить» — ее саму и ее мужа. Священник в проповеди обвиняет Констана, что тот женился на своей куме, изгоняет его из церкви и требует заплатить семь ливров. Прево обвиняет его в том, что он воровал пшеницу с барской риги; он заковывает Констана в ножные кандалы и требует двадцать ливров. Лесник обвиняет его в том, что тот незаконно рубил дуб и бук в барском лесу; он забирает быков Констана и требует с него сто су.

Это всего лишь сказка [169] Constant du Hamel // Recueil général et complet des Fabliaux des XIII et XIV siècles. Publié par A. de Montaiglon, G. Raynaud. Paris. 1872–1890. T. IV. P. 106. , фаблио XIII в., которую воображение автора заканчивает бурлескной и дикой местью виллана и его жены троим негодяям. Но, вероятно, сцены в ее начале не были чистой фантазией, никак не связанной с реальностью. Чтобы заинтересовать слушателя, фаблио должно было начинаться с правдоподобных событий; и если бы автор просто выдумал их, ему бы, конечно, так не удались диалоги Констана с его мучителями.

Злоключения Констана дю Амеля похожи на злоключения многих других, которым приходилось еще хуже, когда они были беднее этого сравнительно зажиточного виллана.

Положение виллана в описании моралистов являет жалкую картину. В соответствии с извечным порядком вещей виллан создан, чтобы работать, «пахать». Он трудится без отдыха и в лучший день недели. Перепахивать землю, возить на тележке мергель [170] Мергель — осадочная порода, переходящая от известняков к глине, используется для улучшения почвы. — Примеч. ред. , бороновать, сеять, косить, ходить за скотиной, стричь овец, отбывать барщину — вот его жизненные занятия. Все это делается ради других — чтобы кормить рыцарей, клириков и бюргеров. Ведь продукт его труда ему почти не достается: доход, лучшие куски уходят в другие места. У него есть гусь, жирный каплун, пирог из белой муки? Было бы неуместным не пойти и не преподнести их сеньору. У него есть вино из своего виноградника? Сеньор не преминет добиться, добром или силой, чтобы это вино попало к нему. Что до самого крестьянина, то на его столе не бывает ни жаркого, ни курицы: он безмерно счастлив, когда на скверный черный хлеб может положить немного масла и запить все это молоком [171] Étienne de Fougères . Livre des Manières. Rimarium, Grammatik, Worterbuch und neuer Textabdruck. Hrsg. v. J. Kremer. Marburg. 1887. (Ausg. u. Abhandl., XXXIX.) Str. CLXIX–CLXXVI. .

К тяготам повседневной жизни добавляются новые испытания, когда приходит беда. Всякая война влечет за собой разорение, и проход через деревню воинского отряда — несчастье для ее жителей. Когда добрые сеньоры на равнине устраивают турнир, куда со всех сторон стремятся участники и зрители, это ослепительное зрелище; но крестьянин дорого платит за это, если рыцари избирают для своих игр приятное для глаз обширное поле, сплошь покрытое зелеными и густыми хлебами: что останется от прекрасного хлеба, когда на нем потопчется масса коней и людей? [172] Гильом Дольский . Стих 2567 и далее.

Правду говоря, виллан, терпя угнетение, сам не церемонится с другими. На проповеди ему нужно напоминать о некоторых довольно простых обязанностях, связанных с милосердием и честностью: о том, что он мог бы оставлять бедным колючие кусты и корни, которые не выдергивает сам и которые ему ни к чему; что ему бы не стоило при вспашке земли заходить на поле соседа и сдвигать границы своего луга; что с его стороны было бы любезно платить жалованье людям, которых он нанимает, не заставляя себя упрашивать. Ведь все-таки есть крестьяне, обладающие имуществом и считающиеся богатыми, насколько можно быть богатым в их положении.

Однако нельзя слишком возмущаться, если некоторые из них, живущие тяжелее всех, иногда пытаются исподтишка кое-что себе вернуть; если они сначала трясут на своем гумне, очищая от зерен, хлебный сноп, который обязаны отдавать в качестве десятины, и если по утрам или вечерам идут браконьерствовать в кроличий садок сеньора [173] Этьен де Фужер. . Не надо удивляться и тому угрюмому виду, за который их упрекают: если виллан никогда не смотрит никому в лицо, так это потому, что его грызет страх и он никому не доверяет; кроме того, на сердце у него всегда тяжесть. Прохожему, спросившему у него дорогу, он недовольно ответит: «Идите, идите, вы знаете это лучше, чем я». При виде рыцаря на прекрасном коне, едущего на охоту с ястребом на перчатке, он проворчит: «Подумать только, этой самой птице нынче вечером дадут цыпленка, которым бы я мог накормить всех своих детей!» [174] Les vingt-trois manières de vilain // Romania. T. XLVIII. P. 243.

Его брюзгливый нрав не всегда проявляется так резко. Характер может заставлять его артачиться без особой злобы. Юный Окассен [175] Aucassin et Nicolette. Éd. Mario Roques. Лесса XXI и далее. — Окассен и Николетта / пер. А. Дейча // Средневековый роман и повесть. М.: Худ. лит. 1974 (БВЛ). , барчук пятнадцати лет, сын сеньора, ищет в сельской местности свою подругу Николетту, полагая, что она потерялась. Он натыкается на группу пастухов, которые весело едят свой хлеб на подстилке, разостланной на земле, и поют. Когда появляется Окассен, песня смолкает. Здесь собрались Эмере и Мартине, Фролен и Жоанне, Робишон и Обрие — все «мужицкие» имена. Окассен приветствует их и просит продолжить прерванную песню. Один из них, выделяющийся в ватаге своенравием, отвечает ему отказом: «Мы не повторим ее [песню], и да будет проклят тот, кто споет ее вам, прекрасный господин». — «Милые дети, да знаете ли вы меня?» — «Конечно, мы отлично знаем, что вы — Окассен, наш молодой господин, но мы принадлежим не вам, а графу». — «Милые дети, спойте, я вас прошу». — «Ах, черт побери! Зачем я буду петь для вас, если я не расположен. Ведь во всей стране нет, кроме графа Гарена, столь сильного человека, который застал бы моих быков, коров и овец на своих лугах и осмелился бы их прогнать без опаски, что ему выцарапают глаза. Так для чего же я буду вам петь, если я не расположен?» — «Да поможет вам Бог, милые дети, вы сделаете это! Со мною десять су, — вот, возьмите». — «Деньги мы возьмем, господин мой, но петь я не стану, потому что уже дал клятву» [176] Окассен и Николетта… С. 245–246. . Тем не менее упрямец не откажется сообщить барчуку, не меняя, впрочем, своего ворчливого тона, что видел Николетту и что она направилась к лесу.