Эдмон Фараль - Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

В той части «Романа о Розе», которая написана Жаном де Мёном около 1285 г., одна старуха долго дает молодому человеку советы, как вести себя с женщинами. Это мерзкая особа, которая, хорошо помня собственную бурную молодость и опираясь на богатый опыт страстей, пожиравших ее, теперь удовлетворяет сохранившуюся у нее в глубине души потребность осквернять, исполняя роль сводни, на которую ее обрек возраст. Ее философия проникнута цинизмом, который демонстративно противопоставлен куртуазным советам бога Любви. Она упоенно сеет вокруг себя разврат. Мужчин она учит, что они должны завоевывать женщин как эгоисты, и одобряет женщин, падких на легкие удовольствия, избегающих губительной верности и изобретательно укрощающих любовников. Послушаем эти рассуждения: ее мораль отвратительна, но описывать предмет она умеет не так уж плохо.

Роль женщины, — заявляет старуха, — состоит в том, чтобы соблазнять, добиваться тех, кто ей сопротивляется, и жестко верховодить над теми, кого она завоевала. Она должна нравиться, а чтобы нравиться, ей следует проявлять свои чары, вновь и вновь пускать в ход свои прелести либо искусственным путем приобретать то, в чем природа ей отказала. Если ее красивые светлые волосы выпали или ей пришлось их обрезать из-за болезни, пусть наденет фальшивые, если надо — шелковые, прикрепив их как круглый валик вокруг головы. Пусть с обеих сторон ее лба будут модные рога, хитроумным образом сооруженные из ее волос. Пусть красится, и пусть в ее комнате всегда будут баночки (только не следует их показывать), с помощью которых она в любой момент сможет освежить краски.

Если у нее белая грудь, пусть использует этот козырь: ее платье должно быть открыто на добрых полфута на груди и на спине. Если плечи слишком толстые, надо прикрыть их тонкой тканью, чтобы замаскировать. Если на руках черные угри, следует выдавить их иглой и скрыть свои изъяны перчатками. Если грудь слишком тяжелая, надо прижать ее холщовой повязкой, завязанной или зашитой на спине. Если ступня недостаточно изящна, дама должна быть постоянно обута, а на толстоватую щиколотку следует надевать тонкий чулок. Если женщина опасается, что у нее неприятный запах изо рта, пусть примет предосторожности. Если она смеется, было бы крайне неосторожно показывать недостаточно чистые зубы, к тому же ей известно, что по правилам приличия женщина не должна смеяться во все горло: пусть губы у нее остаются сомкнуты, образовав лишь две небольших ямочки в углах рта. Если она плачет, это искусство ей знакомо: слезами можно добиться многого, если только они не капают без толку и не текут ручьями.

Как хозяйка дома, женщина, принимая гостей и угощая их обедом, покажет широкому обществу, что умеет делать дело, хлопоча в своем доме. За стол она сядет последней, выждав некоторое время; потом она продемонстрирует готовность служить гостям — пройдет перед каждым сотрапезником, чтобы «нарезать» его порцию; она раздаст хлеб по кругу; соседу, с которым она делит миску, она подаст крылышко или ножку курицы, кусок говядины или свинины, нарезав этот кусок перед ним. За едой она постарается не оставлять на губах мокрые пятна от супа или жир от мяса, не класть в рот слишком больших кусков и не пачкаться каким бы то ни было образом: куски она станет брать лишь кончиками пальцев, чтобы макать в соус, и класть в рот осторожно, чтобы не оставить пятен на лифе платья. Она никогда не станет пить залпом: она пьет маленькими глотками, медленно, касаясь края чаши лишь кончиками губ, а перед тем озаботится вытереть край верхней губы, чтобы не оставить в налитом в кубок вине глазки жира; и, что важно отметить, она сумеет не захмелеть — ибо когда женщина засыпает за столом, это постыдно.

Пусть она избегает слишком много времени проводить дома, не то ее будут реже видеть, и ее красота будет недостаточно известна. Пусть она ходит в церковь (самую большую), делает визиты, участвует в процессиях, играх, праздниках, танцует кароле. Но пусть никогда не ступает за порог, заранее достаточно долго не проверив перед зеркалом, что ее наряд безупречен, и лишь закончив во всех деталях свой туалет, она может спуститься на улицу. Там ей следует показывать себя. Ее походка не должна быть ни слишком вялой, ни слишком твердой; пусть она придаст своей спине и бедрам благородное и мерное движение, выступая мелкими шагами в своих узких туфельках. Если подол ее платья подметает землю, пусть она изящным жестом приподнимет его спереди и по бокам, как делают, чтобы свободнее было двигаться, и тем самым даст возможность прохожим полюбоваться тонкостью ее лодыжек. Что касается ее плаща, отороченного белой или серой белкой, то пусть она носит его так, чтобы он не слишком скрывал ее красивого тела, которое защищает: для того, чтобы драгоценная ткань ее платья, усеянная блестками золоченого серебра, произвела свой эффект и чтобы все видели ее элегантный поясной кошель, пусть она возьмет плащ двумя руками, с двух сторон, и держит его открытым, играя его складками, как павлин хвостом.

Таков портрет.

К какому кругу принадлежит эта модница? Не к знати, а к парижскому бюргерству, к разношерстному бюргерству, на котором деньги и вкус к сомнительной роскоши уже оставили первые следы разложения. Именно против этой тревожной тенденции, считавшейся порчей нравов, и были направлены королевские ордонансы, ограничивающие расходы на роскошь.

Они соответствуют мнению, выражаемому многими авторами: пышность костюма и убора, изысканная элегантность должны быть уделом лишь знатных дам, которых к этому некоторым образом обязывает положение. Но через три четверти века после выхода этих законов ничего не изменилось, и опечаленные критики нравов по-прежнему сетовали на кокетство женщин низкого положения, даже горничных и служанок, красующихся в меховых плащах [274] См. Langlois, Charles-Victor . La vie en France au moyen âge de la fin du XII e au milieu du XIV e siècle… Paris. 1924–1925.2 vol. T. II. P. 357. Note 2. .

Легко найдешь повод посмеяться, читая в старых сочинениях записи, относящиеся к медицинским рецептам и старинным методам терапии. Не только лекари, слабо уверенные в своих знаниях, прибегали к иллюзиям и заблуждениям астрологии в расчете произвести выгодное впечатление на пациентов. Даже как будто вполне серьезные люди искренне принимали таковые на веру или считали достоверными фактами. В головах людей, которые приготовляли и прописывали лекарства, часто царила причудливая смесь религии, веры в силу влияния звезд и расчета на таинственное воздействие каббалистических формул. Это выглядело тем комичней, что очень странной была природа самих этих средств. Действительно, читать «Отче наш», врачуя перелом с помощью порошка из смеси имбиря и корицы [275] Как Гуго Луккский. , — значит нелепо смешивать земное и небесное. Трудно углядеть вмешательство высших сил и в указаниях привязывать свинью к кровати спящего летаргическим сном или пользовать апоплектика львиным мясом, скорпионьим жиром и муравьиными яйцами [276] Как Гильберт Англичанин. .