Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Вступив в обязанности начальника штаба, я категорически воспретил давать союзникам какие-либо справки или сведения без получения на то моего или генерал-квартирмейстера разрешения, что стало быстро известно и возбудило неудовольствие зазнавшейся японской молодежи.

Из Харбина приехала Валя, видимо, там дочь Самойлова, муж которой капитан [1914]нашей 7 Сиб[ирской] стр[елковой] арт[иллерийской] бригады Цвиленев [1915]был утоплен большевиками-матросами в Евпатории вместе с десятками других офицеров.

Утопленных постепенно выкидывало на берег моря, где сидели вдовы и дети, бросаясь к каждому выброшенному трупу и стараясь отыскать своих близких; только на третий день Цвиленева нашла там своего мужа, отвезла его в церковь и пригласила священника для отпевания; последнее собрало кучу большевистских баб, которые, увидев на покойнике положенный на него офицерский Георгиевский крест, решили выбросить «золотопогонную падаль» на свалочное место.

Защищая труп мужа, Цвиленева упала в гроб и тут же сошла с ума; это отрезвило красных мегер, и они молча ушли.

По рассказам лиц, успевших проскочить из Омска на Иркутск и Харбин, егерская бригада была развернута в дивизию и пополнена омскими шкурниками, насильно собранными по приказу Сахарова и К о, окончилось это бунтом, убийством офицеров и дезертирством к красным. То, что было весной в корпусе Каппеля, нас ничему не научило; по-прежнему не понимаем, что сейчас принуждением уже не заставить верно себе служить.

6 декабря. Утром меня осадили жены, а вернее, уже вдовы офицеров образцовой бригады, части которой были укомплектованы большей частью из владивостокской офицерской организации полковника Волкова [1916].

Что я мог сказать обезумившим от горя женщинам; все, что был в состоянии сделать – это отдать распоряжение впредь до получения каких-либо точных сведений выдавать им полное содержание их мужей.

В заботах о довольствии войск все время натыкаюсь на возмутительное бездействие местных агентов Министерства снабжения; выясняется, что мои наряды по доведению всех тыловых магазинов до полной нормы, отданные Неклютину еще в начале августа, выполнены в самой ничтожной степени. Скверно то, что сейчас очень мало надежды наверстать потерянное время – слишком неблагоприятна и тревожна наличная обстановка; старая, хоть и очень плохенькая, омская административная рутина развалилась, а о новой ничего не слышно; это очень тяжело отражается на кредитных и продовольственных нарядах, а сейчас это главное.

В общем по этой части очень похоже на то, что происходило при катастрофах на фронте большой войны, когда на некоторое время высокие снабжательные инстанции куда-то испарялись, катились в более далекие тылы и до их там устройства нормальное течение всех снабжений прекращалось.

Приехал бывший управляющий Государственным банком Коншин [1917]; рассказывает, что в Чите под главенством Семенова-Мерлина, занимающего там командное положение, идет оживленная продажа японцам горных и лесных концессий; наши верхи получают крупные комиссионные (по выражению местных остряков, Чита сейчас иенизирована, идет иенизация).

7 декабря. В пути пропали вагоны с теплым обмундированием для войск округа, которые я самым решительным наскоком вырвал от местного уполномоченного Министерства снабжения; послал Станишевского с военной командой на розыски. Войска до сих пор в летней одежде, а морозы уже переваливают на второй десяток градусов. Часовые стоят на постах в фуражках и рваных сапогах; надо удивляться, как это до сих пор все не разбежались.

Наверху полное отсутствие власти; где Верховный правитель, сейчас не знаем, правительство где-то в пути. Иркутск ни на что не отзывается, вот что значит запоздалая эвакуация. Японское командование наотрез отказалось дать свой войска для охраны Сучана, в районе которого осталась одна только рота, а кругом хозяйничают партизаны; состоятельное крестьянство бросает дома и добро и бежит во Владивосток.

Сегодня у меня были старики из района Шкотова и Владимиро-Александровского; сказали, что узнали о моем приезде во Владивосток и решили просить помощи и заступничества. По их словам, партизанство зародилось здесь вследствие жестоких мер Иванова-Ринова и развилось из-за боязни репрессий и отсутствия законности, порядка и надежной охраны.

Они мне заявили под клятвенным поручительством, что если бы в их районах расставили эскадроны Приморского драгунского полка, к которому у них почему-то особое доверие, то они готовы чем угодно гарантировать, что партизанство быстро сократится и в нем останутся только беспокойные и преступные элементы, которые, не получая поддержки от остального населения, разбегутся или уйдут в северные области.

«А что касается наших деревенских парней, которые ушли в сопки или по озорству, или боясь наказания за разные дела против власти, – сказал мне новонежинский старожил, – то мы их сами за уши домой приведем; обещай только, что никакой расправы за старое не будет».

Все это, несомненно, правда, но как все это выполнить; Приморцы входят в состав Раздольненской бригады, состоящей на довольствии у японцев, и в особом к ним отношении, и мы не имеем права ею распоряжаться самостоятельно. Кроме того, одного полка на весь район партизанщины очень мало, а других надежных частей у нас нет; нельзя же отправить на Сучан инструкторские роты или морских гардемарин.

Ради спасения авторитета власти обещал старикам возможную помощь, а пока похлопотал по части отправки в их район хлеба, сахара и кое-каких товаров.

Имел очень тяжелое и острое столкновение с своим временным начальством. Розанов под напором Крашенинникова, поддержанного близким антуражем и местными жандармами, утвердил все смертные приговоры, вынесенные судом, разбиравшим дело восстания 17 гоноября.

Я настоятельно уговаривал его этого не делать, ибо прошло уже более двух недель, а главное, Гайда передан чехам и не понес никакого наказания, а вся эсеровская головка, создавшая и начавшая восстание, бежала и вне нашей власти; при таких условиях бесчеловечно предавать смертной казни третьестепенных участников, сманенных и обманутых и, по сущности, бесконечно менее виновных.

Мой доклад не был уважен; из дальнейшего разговора выяснилось, что представители Семенова и Калмыкова настаивали на самой беспощадной расправе и грозили, что малейшее снисхождение будет сурово осуждено войсками; думаю, что эти настояния сыграли решающую роль.

По просьбе Розанова был вместо него на quasi-крестьянском съезде, выдуманном и организованном местными правыми дельцами, продолжающими играть старую волынку с разными вариантами союзов русского народа, Архангела Михаила и т. п.