Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

И в военной, и в гражданской части заседают и орудуют всевозможные Дундуки, весь актив которых только в том, что у них есть, на что сесть, и в большой наличности способности изображать из себя власти предержащие, не утруждая себя излишним трудом и беспокойством.

Розанова еще можно простить, ибо по своему положению он обречен мытариться и жариться в самой сумбурной обстановке, создаваемой наличием союзного главнокомандующего, междусоюзного комитета военных представителей, злобно настроенных чехов, готовых вцепиться друг в друга японцев и американцев с добавкой затем Семенова и Калмыкова, имеющих здесь свою обширную агентуру, следящих вовсю за Розановым и готовых в любую минуту свернуть ему шею и сесть на его место, у него бо廎льшая часть дня проходит в разных посещениях, вывертываниях и компромиссах.

Но все остальное, ничем посторонним не связанное, могло бы, кажется, работать для возможно более быстрого восстановления всего правительственного аппарата, разваленного революцией и добитого порядками Гражданской войны.

Особенно много надо было сделать в отношении населения и разумными мерами, восстановлением законности и твердостью власти привлечь его на свою сторону. В действительности же часть машинных деталей гражданского управления восстановлена, но пребывает в состоянии абсолютного ничегонеделания и только плодит бумагомарание и нелепые проекты.

Вдобавок, как бы нарочно, жизненные отделы областного управления отданы в руки таких персон, которых по глупости и лени нельзя допускать к хоть сколько-нибудь серьезному делу, или таких, которые по подвигам прежней служебной деятельности одиозны для населения.

В результате бурлят и работают только разные осведомители и контрразведчики.

Сегодня учинили очередную провокацию; уверили Розанова, что подошедшие от Пограничной чешские эшелоны раздают рабочим оружие и подстрекают их на бунт на почве требования хлеба. Всю ночь и часть дня находились в состоянии боевой готовности, та же комедия, что проделывали с нами в Омске.

Тщетно пытался убедить Розанова в нелепости всех слухов; по этой части он всецело в руках Крашенинникова.

Дошло до того, что Чечек приехал к Розанову и выразил ему свое крайнее удивление по поводу мер, направленных открыто против чешских войск, которые ведут себя лояльно и нейтрально.

Тем не менее Розанов все-таки был у Ойя и выразил ему невозможность спокойно и продуктивно работать, когда постоянно приходиться ожидать всяких волнений, инспирируемых теми, кто должен нам помогать, подразумевая под этим чехов и американцев.

Видел впервые японского главнокомандующего и его начальника штаба Инагаки [1895]– два гладких, самодовольных японца с непроницаемыми рожами и стереотипной улыбкой. Оба говорят по-немецки, и это облегчило разговор.

Ойя весьма откровенно ответил, что ручается, что чехи будут держать себя спокойно, так как знают, что их отъезд на Родину зависит сейчас от японцев, а потому с ними ссориться не будут; что же касается американцев, то их командование сохраняет полный нейтралитет, а если симпатии отдельных персонажей американского отряда не на нашей стороне, то он, Ойя, не считает себя вправе путаться в столь деликатные подробности.

Все это очень мило, но остается фактом, что чехи и американцы спрятали у себя в казарме большинство вдохновителей и исполнителей гайдовского восстания, а американский караул «случайно упустил» группу второстепенных главарей, сданных ему под охрану.

28 ноября. Проехал граф Келлер, едущий к адмиралу с секретным поручением от германского Министерства иностранных дел и как будто бы с какими-то предложениями по части борьбы с большевиками. Не поздно ли?

По семеновской разведке японцы собираются подвезти сюда еще четыре дивизии и сменить ими чехов; с одной стороны, маловероятно, так как этому воспротивится Америка, а с другой – Ойя вчера еще говорил Розанову, что, быть может, ему потребуются еще дополнительные казармы, и просил об этом подумать.

Из Сибири никаких известий. Чехи, владеющие всей телеграфной связью, осведомлены, но держат все про себя. Одно бесспорно – делается что-то тревожное и нехорошее.

Опубликована нервно-больная телеграмма адмирала на имя Гирсы и Павлу [1896]с обвинением их в шантаже; последнее, быть может, и правда, но какая может быть польза от таких выпадов. Ведь вся сила в руках чехов, они занимают всю сибирскую магистраль, и от них зависит снабжение и движение отступающих армий, т. е. вся их судьба.

Если мы молчали и не ссорились, когда это до известной степени было возможно, не представляло для нас опасности и опиралось на какую-то реальную силу, то разве можно лезть на рожон в нашем теперешнем положении и так резко и оскорбительно тыкать в глаза, хотя бы и правдой.

Не знаю, вспоминает ли теперь адмирал мои предостережения в отношении чехов и мои советы сделать все возможное, чтобы отправить их домой, не останавливаясь ради этого ни перед какими и даже золотыми расходами.

Все больше и больше разговоры об усилении общего и резкого недовольства по части недостатка хлеба и мяса, грозят уже не политическими, а голодными бунтами.

В Читу отбыл номинальный помощник Розанова генерал Семенов-Мерлин, назначенный к Гришке; это может быть началом большого подвоха под С.Н., ибо Мерлин настроен против него; для характеристики же самого М. достаточно указать, что в дни гайдовского восстания он спрятался у американцев и не показал даже своего носа.

29 ноября. На сибирском фронте очевидно совсем плохо; получена паническая и истерическая телеграмма Сахарова; в ней довольно смутно дана весьма скверная обстановка, умоляется сохранить в наших руках Новониколаевско-Барнаульский район и просится сообщить, «что еще нужно для победы». Все содержание показывает полную потерю спокойствия и рассудительности; какое-то нелепое «всем-всем».

Начинаю уже весьма ругать себя за проявленное неделю тому назад донкихотство; очень уж я не подхожу ко всем здешним нравам и порядкам; о долге, обязанностях и необходимости самой напряженной и идейной работы здесь мало кто думает; от старых понятий о честности и порядочности остались жалкие следы.

Чтобы все это сломать, нужна сила, а также и время для замены; начни я это делать, все поднимется против, а мое начальство едва ли окажется на моей стороне.

Получены ужасные новости – весь чешский массив, вытянувшийся вдоль сибирской магистрали, трогается на восток; при этом беспощадно забираются все паровозы и все запасы топлива; на западе – ни одного локомотива, что равносильно гибели отходящих армий и находящихся при них десятков тысяч небоевого элемента, преимущественно жен и детей наших офицеров.