Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

22 ноября. Вступил в исполнение обязанностей; работы предстоит выше головы; штаб округа был до сих пор каким-то политическим кабинетом и распухшей контрразведкой; о самих войсках округа никто не думал и не заботился, и надо только удивляться, как части до сих пор еще не разбежались.

Узнав о моем назначении, приехали городской голова, председатель Биржевого комитета и некоторые влиятельные старожилы, выразить радость по поводу моего приезда и обещали полное содействие во всем, что мне потребуется для пользы дела.

Все это очень приятно, но, по сущности, только ласковые слова и главным образом в надежде получить теперь защиту от разных уязвлений, от которых раньше такой защиты не было.

Для меня главное – войска и приведение их в надлежащий порядок и благоустройство, что после всего, принесенного революцией и всем последующим кавардаком, представляет огромные затруднения, особенно серьезные ввиду почти полного отсутствия командного состава и настоящих офицеров.

Говорил по этому поводу с генералом Смирновым [1885]и со старыми приамурцами Станишевским [1886], Делимарским [1887], Ешковым и некоторыми другими и получил от них самые безотрадные данные об офицерском составе частей гарнизона и беспорядках в хозяйстве и о настроении нижних чинов.

При разгроме гайдовского поезда калмыковцы захватили очень много документов, но Розанову их не сдали, а отправили своему атаману в Хабаровск. Розанову же они хотели преподнести в презент все русские ордена Гайды, но С.Н., конечно, отказался от такого подарка.

С большой помпой похоронили юнкеров инструкторской роты, убитых при взятии вокзала; с «большой» по современным послереволюционным масштабам; по старому владивостокскому масштабу все было серо, мизерно, убого, распущенно и не по-военному.

23 ноября. Принялся за работу самыми бешеными темпами и сразу наткнулся на неожиданное препятствие, так как все остальные военно-окружные управления, от которых зависят срочные распоряжения по всем видам снабжения войск, оказываются в плену у Калмыкова, который не позволяет им выехать из Хабаровска; начальники этих управлений приезжают сюда периодически, а все остальное производится путем длительной переписки (служебная добросовестность теперь на манер белого слона). С такими «порядками» далеко не уехать!

Другая, еще более неприятная неожиданность – это прекращение нормальных денежных ассигнований, шедших для округа из Омска и нарушенных эвакуацией Военного министерства. Приходится ждать конца переезда в Иркутск и утрясения довольствующих учреждений на новых местах.

Принял первый доклад Крашенинникова, «для сведения» только, так как пока он мне еще не подчинен и находится в исключительном распоряжении Розанова, как командующего войсками и главного начальника края.

Вид у него надутый и настороженный, все время старался произвести впечатление и наблюдал за результатами. Я молча слушал; выводы – самая посредственная стряпня малограмотного, но дерзкого и самовлюбленного дилетанта, весьма бестолковый винегрет из международных союзнических дрязг и внутренне-российских политических соперничеств, подковырок, честолюбий, корыстолюбий и т. п., и все это на соусе грошовых, но острых сенсаций и разоблачений; опять-таки огромное сходство с теми непомерно раздутыми сводками и ведомостями, на которых Фиошин сделал свою карьеру у Саввича и на которых потом сломал у меня свою дутую репутацию.

Высказал докладчику, что до перехода в разведывательной части штаба округа в мое подчинение могу только рекомендовать, чтобы вся наша энергия и все личные и денежные средства направлялись на борьбу с большевиками, ибо для военного командования нет особенной надобности следить за Хорватом, Арнольдом [1888]и даже за союзниками; для этого у нас нет ни лишних людей, ни лишних средств; наш главный враг – большевики, эсеры и, как это ни прискорбно, наши собственные атаманы, и против них должны быть напряжены все наши усилия; надо направить главный удар на революционные и партизанские организации, найти их верхушки, вонзить туда внутреннюю агентуру и при всякой возможности бить по головам, не останавливаясь ни перед какими мерами – пора снять белые перчатки, но не в том, конечно, смысле, как то я видел в Омске и Харбине, где нравы и порядки были не лучше Чеки, а кое в чем и похуже.

Добавил, что при меньшей «разбросанности» работы нашей контрразведки весьма вероятно, что все махинации Гайды и эсеров, двойная игра Сыромятникова и многое другое были бы своевременно раскрыты.

Крашенинников ушел от меня мрачнее ночи; несомненно, с сегодняшнего дня у меня одним врагом больше и, как когда-то в Хабаровске, из довольно грязного и беспринципного лагеря (тогда настоящий жандарм, а теперь доморощенный, послереволюционный).

24 ноября. Приказал ликвидировать театры, содержимые штабом округа; для влиятельных лиц и для нужных союзных офицеров – это негласные публичные дома, а для всякой тыловой сволочи и так называемых артистов – удобное место для спасения своей шкуры от мобилизации.

Собрал кое-какие сведения о состоянии войск (настоящей отчетности и осведомления до сих пор нет). Положение в общем отчаянное – до сих пор нет теплой одежды и в караулы и на посты ходят в летних рубахах, фуражках и в рваных сапогах. Необходимых запасов продовольствия не заготовлено, и части перебиваются частными покупками; при таких условиях, усугубленных высокими ценами и неопытными, а в большинстве чересчур уж опытными начальниками хозяйственной части, довольствие нижних чинов поставлено отчаянно скверно. Где же при таком кавардаке надеяться на прочность и верность наших частей; ведь революция и восстания начинаются всегда с брюха. Сейчас, знакомясь с тем, что у нас делается, могу только удивляться терпению послереволюционных солдат.

Уговорил Розанова связаться по прямому проводу с правительством, где бы оно сейчас ни находилось, и потребовать от него обширных полномочий по мерам и кредитам, настоятельнейше необходимым для разрешения всех продовольственных и снабжательных нужд и не только войск, но и населения. Надо пытаться наверстать то, что упущено и не было сделано при Хорвате и Иванове-Ринове. Войска должны быть хорошо одеты, сытно накормлены и хорошо оплачены, ибо идет сумбурный послереволюционный период. Равным образом и население должно быть привлечено на нашу сторону, не пустобрехами и посулами, а реальностями в виде снабжения сахаром, ситцем и другими предметами потребления.

В Сибири это было трудно при том грабительском разбирании вагонов, которое производилось у нас чехами и Семеновым, но в Приморье постановка надлежащего снабжения местного населения не представляет затруднений; надо только это понять, а затем побеспокоиться и распорядиться, продвинуть необходимые запасы вдоль магистральных путей, а остальное сделают сами жители.