Наталия Таньшина - Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского [litres]

Французский биограф художника А. Дайо подметил любопытную деталь: коренной парижанин, родившийся в апартаментах деда-художника в Лувре, Верне видел на картинах либо российские степи и заснеженные равнины, либо бескрайние африканские пустыни: «Его привлекали контрасты. В его сердце властвовали Африка и Россия…» [615]

В Петербурге Верне ожидал блистательный прием, что чрезвычайно поразило Баранта, доносившего в Париж 1 августа 1836 г.: «…Небывало радушный прием, оказанный г-ну Орасу Верне, его почти интимные отношения с императорской семьей, невозможные в любой другой стране, даже здесь вызывают удивление…» [616]Сам Верне отрицал политическую подоплеку своего путешествия. Французский исследователь Поль Лакруа в работе о Николае I приводил слова художника: «Я уехал только для того, чтобы показать всем, что, будучи первым живописцем короля, я не умею и не хочу лгать» [617].

Причем это была действительно принципиальная позиция художника. Верне проявил независимость и в отношениях со своим новым щедрым покровителем, когда государь, уже во время второго визита Верне в Россию, предложил ему написать картину на сюжет взятия Варшавы. А мы знаем, какой интерес и симпатию французы испытывали к полякам и сколько проблем поляки доставляли Николаю. Верне ответил так: «Почему бы и нет, ваше Величество, – разве я не батальный художник? К тому же мне приходилось изображать мучеников, а совсем недавно и страдания самого Христа среди его палачей» [618].

Речь шла о взятии варшавского предместья Воли во время подавления восстания в 1831 г. Штурм продолжался два дня и стоил русским 539 офицеров и 10 тыс. солдат, выбывших из строя. Поляки потеряли убитыми и ранеными до 7800 человек, 3 тыс. были взяты в плен [619]. Возвратившись в Париж, Верне исполнил заказ, и когда картина прибыла в Петербург, она была доставлена в Зимний дворец, где император долго рассматривал ее, а затем приказал отправить в Царское Село. Ораса Верне он удостоил личным письмом: «…вы остаетесь на стороне побежденных. В сей великолепной композиции русские показаны победителями, но главная и прекрасная роль отдана полякам, они изображены героями и мучениками. Однако я не в обиде и надеюсь в скором времени снова видеть вас в России, где вы всегда будете первым моим живописцем» [620].

Император и петербургская знать завалили художника заказами. От Николая он получил заказ на картину «Наполеон принимает парад гвардии в Тюильри». При этом государь сказал ему: «Эта картина останется в моем кабинете. Я хочу всегда иметь перед глазами императорскую гвардию, потому что она могла нас разбить» [621].

Верне сопровождал Николая во время его поездки в Москву, но пробыл там всего несколько дней, вынужденный в конце лета вернуться на родину, где умирал его отец. Однако уже в ноябре 1836 г. он получил письмо от одного из своих петербургских знакомых: «Возвращайтесь! Отовсюду я слышу только один вопрос: ”Вернется ли Верне?”» [622]. Но поездку в Россию пришлось отложить: в следующем году Верне устремился в Северную Африку, где французские войска взяли Константину, континентальную столицу Алжира. Луи-Филипп поручил Верне к 1 января 1842 г. написать несколько эпизодов из истории взятия Константины для Версальского музея [623]. Едва закончив работы, 1 июня 1842 г. Верне сел на корабль в Гавре и через десять дней прибыл в Петербург [624]. Так начался его второй визит в Россию [625].

Однако едва прибыв в Петербург, Верне был вынужден покинуть Россию: 13 июля 1842 г., в тот самый день, когда художник присутствовал на императорском празднике в Петергофе, в Париже произошла трагедия: погиб старший сын короля, наследник престола герцог Фердинанд-Филипп Орлеанский. Верне решил незамедлительно ехать во Францию. В своих записках художник рассказывает о вечере, проведенном им в императорском дворце накануне своего отъезда: «Император, пройдя ко мне через толпу, взял меня за руку, отвел к окну и сказал: “Вашего несчастного короля снова постиг удар, еще более ужасный, чем те, что выпадали на его долю. Смерть герцога Орлеанского – это огромная потеря не только для его отца и для Франции, но и для всех нас…” Потом государь добавил: “Если вы увидите короля, заверьте его в том, что я полностью разделяю его несчастье; скажите ему… о моем уважении к его великим добродетелям и твердости его характера”» [626].

Встреча художника с королем состоялась 9 августа 1842 г. Именно тогда, по словам Верне, Луи-Филипп решил поручить ему неофициальную дипломатическую миссию при императоре Николае I. Вероятно, Луи-Филиппу для того, чтобы найти подход к Николаю I, нужен был «посол» несколько иного рода, нежели кадровый дипломат. Таким человеком вполне мог стать художник. Тем более что в истории уже был замечательный пример: в годы Тридцатилетней войны Питер Пауль Рубенс прославился не только как гениальный живописец, но и как непревзойденный дипломат, выполнявший важные миссии.

Выбор кандидатуры прославленного художника-баталиста, убежденного наполеониста, достигшего на тот момент степени командора Ордена Почетного легиона [627], был вполне удачным. Луи-Филипп прекрасно знал о трепетном отношении Николая ко всему, связанному с военной славой, и о его уважении к имени императора Наполеона I.

Об этой беседе известно из записи самого живописца, сделанной им в тот же день. После того, как Верне передал Луи-Филиппу слова императора, король пустился в дипломатические рассуждения относительно роли, которую предстояло сыграть живописцу в настоящих обстоятельствах. Однако Верне, вероятно, не готовый к такому повороту событий, ответил, что хотел бы лишь передать императору ответ короля на слова соболезнования. Король, пишет Верне, согласился с его позицией, но добавил: «Передайте императору, что превратности моей жизни, и как обычного человека, и как монарха, приучили меня быть выше неприязни к тем, кто заблуждается относительно моих намерений. Если его представления обо мне изменятся, скажите ему, что я готов ответить ему взаимностью… Пусть он соизволит написать мне… и я отвечу» [628]. Более того, Луи-Филипп, по словам Верне, был готов даже лично встретиться с императором ради нормализации двусторонних отношений. Король сказал художнику: «Если он предпочитает переговоры, скажите, что я готов прибыть, куда ему угодно, и сделать все, что может сблизить наши народы, союз между которыми неизбежен, и, если бы такой союз уже существовал, это значительно облегчило бы политику и предотвратило бы прискорбные последствия взаимного непонимания. Император причинил мне много зла, а мой несчастный сын умер с убеждением, что его презирают. Нужны доказательства противного…» [629]

Итак, Орасу Верне предназначалась роль неофициального посланника при особе российского государя в условиях, когда интересы двух стран представляли поверенные в делах. Вскоре после встречи с королем он покинул Париж и уже 20 августа находился в Копенгагене на пути в российскую столицу, куда прибыл, вероятно, в начале сентября.