Юрий Кривошеев - Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

Там же. С. 124.

ПСРЛ. Т. XXI. С. 308. — В Мазуринском летописце — «дары многими удари…» (Там же. Т. XXXI. С. 79).

Там же. Т. XXL С. 308.

«И браку бывшю, яко же християнский законъ обдержьство имать, самъ же царь паки сугубо даруя ему грады многи, яко тридесять и шесть; въ нихъ же тогда именовашася: Черниговъ, Болгары, Кумане, Корсунь, Туру, Казань, Арескъ, Гормиръ, Баламаты. Къ симъ же вдаде ему на послужение князей и боляръ Руськихъ, еще же и полъграда вдаде своего, идеже царствова, злата же и женьчюгу и камения многоценнаго и сребра множество и вся, елико довлеетъ царской чести» (Там же. Т. XXI. С. 309). Вышеперечисленные обильные «дарования» вызывают некоторые сомнения. Более реальной выглядит ханская «награда» при отъезде князя Федора (с женой и двумя сыновьями) из Орды. «Царь же и царица по воли его сотвориша и отпустиша его съ великою честию и царский венець возложи на него и великимъ княжением Ярославскимъ… почьти его», но «съ нимъ же приидоша многи силы Руськия и царева двора Татаръ многое множество» (Там же. С. 310).

Там же. Т. XXI. С. 310.

Насонов А.Н. Монголы и Русь. С. 63.

В Мазуринском летописце «драхма» заменена на «порфиру» (Там же. С. XXXI. С. 79).

Насонов А.Н. Монголы и Русь. С. 59 и сл.

Во второй половине XIII в., отмечает в частности И.У. Будовниц, «князья владимирские куда более преуспевали у ханов» ( Будовниц И.У . Общественно-политическая мысль Древней Руси. С. 318).

Деятельность Федора приходится на правление в Орде четырех ханов: Менгу-Тимура (1267–1280), Туда-Менгу (1281–1287), Тулабуги (1287–1291) и Тохты (1291–1312).

Наши суждения о «чести» в отношении русских князей в Орде в определенной степени подкрепляются другого рода источником — информацией на житийной иконе «Алексей-митрополит» (написанной Дионисием на основе ранней (около 1486 г.) редакции жития Алексея) есть клейма, отображающие его приходы в Орду. Обратившая на них внимание М.Д. Полубояринова описывает их так: «В трех клеймах, повествующих о пребывании митрополита в Орде, рисуется "честь", которой хан его удостоил: хан встречает Алексея, направляющегося в Орду, и, сняв шапку, преклоняет перед ним колени; хан, сидя на троне, приглашает стоящего перед ним митрополита занять рядом сидение, покрытое драгоценными тканями; наконец, Алексей исцеляет ханшу Тайдулу, причем он изображен в саккосе (парадное облачение. — Ю.К .), подаренном ему ханшей» ( Полубояринова М.Д . Русские люди в Золотой Орде. С. 32).

В летописях отмечается последовательность дарений русскими князьями ордынцам. Так, «прииде въ Орду благоверныи князь Михаилъ… и по обычаю одари князи и царици, последи самого царя» (ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1. Стб. 38); «И пришедъ въ Орду князь великии Александръ царя тешешавъ по обычаю своему и рядец… И пребысть единъ месяцъ въ Орде, много льсти приатъ отъ безаконныхъ Татаръ, и инии глаголахоу: княжение ти великое даетъ царь, а инии глаголахоу: оубиту ти быти» (Там же. Стб. 49). В последнем случае для нас важен тот факт, что ожидание «отдарка» могло продолжаться относительно длительное время.

Крюков В.М . Социально-экономические и ритуальные аспекты… С. 1314. Ср.: «Бату очень милостив к своим людям, а все же внушает им сильный страх» (Путешествия в восточные страны… С. 71).

Татищев В.Н. Собр. соч. в 8 т. Т. V и VI. История Российская. Ч. 3 и 4. М., 1996. С. 44. — Церемония сохранилась и в начале XV в. Никоновская летопись сообщает, что в результате «при» Василия Васильевича и Юрия Дмитриевича в Орде в 1432 г. хан «даде великое княжение князю Василью Васильевичю и повеле князю Юрью Дмитриевичю, дяде его, и конь повести подъ ним». Василий «не возхоте» «дядю своего обезчестити» (ПСРЛ. Т. XII. М., 1965. С. 16), возможно, по причине того, что в XV в. этот монгольский ритуал стал уже неприемлем в отношених между соотечественниками.

Толочко А.П . Князь в Древней Руси… С. 142.

Там же. С. 140. См. также: Савва В.И . Московские цари и византийские василевсы… С. 110–111.

ПСРЛ. Т. I. Стб. 374; Т. И. М., 1962. Стб. 597–598.

Савва В.И. Московские цари и византийские василевсы… С. 111. — См. также: Бычкова М.Е . Русское государство и Великое княжество Литовское с конца XV в. до 1569 г. М., 1996. С. 101.

ПСРЛ. Т. XXV. С. 218.

Горский А.В. О священнодействии венчания и помазания царей на царство. М., 1882. С. 19–20. См. также: Барсов Е.В. Исторический очерк чинов священного венчания на царство в связи с развитием идеи Царя на Руси // ЧОИДР. 1883. Январь-март. Кн. I. С. XIV.

ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1. Стб. 53.

Там же. Стб. 181.

Толочко А.П . Князь в Древней Руси… С. 146–147.

ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1. С. 181.

Там же. Т. XII. С. 16.

Крюков В.М. Социально-экономические и ритуальные аспекты… С. 12.

Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в представлении средневековых монголов: автореф. докт. дис. СПб., 1994. С. 22, 23–24. Алгоритм возведения на трон монгольского «каана» см.: Трепавлов В.В. Государственный строй Монгольской империи XIII в. М., 1993. С. 69–70.

Михалон Литвин . О нравах татар, литовцев и москвитян. М., 1994; Сигизмунд Герберштейн . Записки о Московии. М., 1988.

Лимонов Ю.А . Культурные связи России с европейскими странами в XV–XVII вв. Л., 1978; Флоря Б.Н . Греки-эмигранты в Русском государстве второй половины XV — начала XVI вв. Политическая и культурная деятельность // Русско-балканские культурные связи в эпоху Средневековья. София, 1982.

На Западе «значительно преувеличивали… степень зависимости великого князя от хана», — писал К.В. Базилевич ( Базилевич К.В . Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV века. М., 1952. С. 120).

Михалон Литвин . О нравах татар, литовцев и москвитян. С. 77. См. также: Сигизмунд Герберштейн . Записки о Московии. С. 68. — Такого же рода «информацию» мы встречаем в одном из поздних летописных сводов — Густинской летописи. Под 1505 г. пространно сообщается о том, «в каковой неволе и беде бяху прежде у Татаръ Заволжскихъ князи Московские. Во-первыхъ внегда Татарский поселъ до Москвы приеха, тогда самъ князь со всеми своими бояры долженъ бяше противу ему изыйти пешо, на милю, безъ шаты, носящи чаши комизу, си есть млека кобылего, и нимъ посла чествовати, отъ сего млека аще ли бы нечто укануло на одежду или на коня, егда поселъ княже, долженъ бяше самъ князь излизати; а четцу, иже чтяше грамоту отъ царя Татарского, постылаше на земле одежду коштовную соболюю, а самъ князь со своими бояры преклоншеся на колена слушаху чтения грамоты, и ни въ чесомъ пререковати или отмовляти можаше, ниже смеяше, аще бы и на христианъ, или на братию, или на сихъ имъ же миръ поприсяже, повелел ратию пойти» (ПСРЛ. Т. II. СПб., 1843. С. 364). Заимствование этого сообщение отмечали уже публикаторы Густинской летописи. «Эта сказка выдумана Польскими писателями из недоброжелательства к Русским. О порядке приема Татарских послов, до XVI века, нет сведений в домашних наших источниках; но этот обряд не мог происходить в Москве, — среди преданного своим государям народонаселения, ни даже в Орде, куда князья наши ездили для получения великокняжеского сана, так как он описан выше. О нем нигде не упоминают и восточные историки» (Там же). Следует указать и на то, что и на рассказ Герберштейна также повлияла польская Хроника Длугоша ( Базилевич К.В . Внешняя политика Русского централизованного государства. С. 120).