Юрий Кривошеев - Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

Впрочем, двойственная коммуникация в архаическом ритуале — обычное явление. С одной стороны, «жесткая дистанция должна соблюдаться между правителями и их слугами, людьми и предками, неотъемлемая черта благостного дарителя — умение внушать благоговейный ужас». Но, с другой стороны, «знаки власти являются одновременно залогом истинной коммуникации, возможной лишь как слияние, преодоление структурного разрыва». [996]Обе эти стороны архаической коммуникации превосходно и прослеживаются на русском материале.

Сакральная природа ярлыков должна была предусматривать и определенный ритуал их передачи и последующего вокняжения. Уникальные сведения о церемонии поставления русского князя (Ярослава Ярославича в 1264 г.) в Орде находим у В.Н. Татищева. «Егда прииде Ярослав в Орду, и хан прият его с честию, даде ему доспех и повеле обвестити его по чину на великое княжение. Коня же его повеле вести Володимеру Резанскому да Ивану Стародубскому, бывшим тогда в Орде. И августа месяца отпусти его с послом своим Жанибеком и с ярлыком на великое княжение». [997]

Вокняжение же происходило, хотя и в присутствии ханского посла, но на русской территории — причем по обычаям, идущим из древности. На Руси этот важнейший ритуал усматривается с рубежа X–XI вв. [998]В последующее время «посажение на стол» приобретает традиционный характер. Кроме наблюдений конкретного свойства, исследователь делает и некоторые обобщения относительно этого обряда. Он пишет, что «в обрядовой стороне княжеского настолования проявляются многие основополагающие принципы доктрин властвования. Исследование ритуала может многое сказать и об идеологии. Так, например, даже такая деталь, как место посажения на стол, может свидетельствовать о соотношении языческого и христианского понимания личности князя и характера его власти. Наличие церковного обряда — или участие в нем церкви — говорило бы о степени усвоения христианского учения о богоданности светской власти и сакральной ее санкции. Употребляемые при коронации одежды, наличие специфических регалий — о влиянии византийских учений. К сожалению, все эти и многие другие вопросы, связанные с проблемой интронизации русских князей, еще ждут своего исследования». [999]

Оставляя означенные перспективы исследований относительно Древней Руси, отметим, что названные А.П. Толочко проблемы, связанные с интронизацией, прослеживаются на позднем материале. Традиции интронизации, сложившиеся в «домонгольский период», в частности, в Северо-Восточной Руси продолжили существование и далее. Так, известно, что в 1175 г. «Ярополка князя посадиша Володимерьци с радостью в городе Володимери на столе въ святеи Богородице, весь порядъ положше». [1000]Видимо, не изменились они и несмотря на монгольское вмешательство. Чин вокняжения, писал В.И. Савва, «можно думать, соблюдался… и в период монголо-татарского ига». [1001]

Вместе с тем он соблюдался, так сказать, не столько в измененном порядке, сколько с наличием дополнительных процедур. Исследовавший этот вопрос А.В. Горский высказал предположение, что, если великие князья сажались на стол ханскими послами, [1002]обряд посажения должен был делиться на две части: гражданскую — посажение князя послом у дверей церкви, и церковную — совершавшуюся в церкви. [1003]

В русских летописях следующего периода также отмечается важность такого обряда, происходившего в «мати градом» Владимире. Так, «на ту же осень (1340 г. — Ю.К .) выиде изъ Орды князь Семенъ Иванович[ь] на великое княжение… И седе князь великии Семенъ на столе въ Володимери въ велицеи съборнеи церкви Святыя Богородици на великомъ княжении всея Руси месяца октября в 1 день, на память честнаго Покрова Святыя Богородици». [1004]Кроме постоянной акцентации на поставлений каждого нового «великого князя», летопись содержит еще один замечательный фрагмент о значении Владимира и факте проводимой там «интронизации»: «многославныи Володимерь, еже есть столъ земля Русскыя и градъ Пречистыя Богоматери, в немъ же и князи велиции Русстии первоседание и столъ земля Русскыя приемлють, иже великыи князь всея Руси наименоваеться, ту бо первую честь приемлетъ». [1005]Безусловно, показательным здесь является подчеркнутость «первоседания» и «первой чести», связанной не с получением ярлыка в Орде, а с обрядом восшествия именно на Руси, во Владимире.

Только после «посажения» «на столе в святеи Богородици» князь становился великим князем. Ордынцы, присутствуя, лишь как бы «обслуживали» это действо — не более того. Видимо, продолжал действовать и реконструированный А.П. Толочко алгоритм этого обряда. [1006]Однако уже в начале XV в. традиция «столования» во Владимире нарушается. Значение Владимира как первопрестольного города падает. Летописец, имея в виду конкретный случай «дачи» Владимира (и других городов) литовскому князю Свидригайло в 1409 г., сокрушается: «И таковаго града не помиловавше Москвичи, вдаша в одрьжание Ляхови». Ссылаясь на традиции, он пишет — «сего же старци не похвалиша…». [1007]И в 1432 г. мы видим такую картину. «И прииде князь велики Василей Васильевичь на Москву на Петровъ день, а съ нимъ царевъ посолъ Мансырь-Уланъ царевичь; тотъ его садилъ на великое княжение у Пречистые у Золотыхъ дверей». [1008]

Итак, из Орды русские князья зачастую приезжали не только с ярлыком, но и в сопровождении послов. Присутствие ханских послов на посажении русских князей на княжение, как правило, рассматривается в качестве силового акта. Отсюда, в частности, логически вытекает и мысль об усилении института княжеской власти посредством монголов. Но присутствие ханских посланников могло иметь и ритуальный характер. Приезжавшие послы преследовали не только рациональную цель объявления решения хана знати и населению того или иного города-земли. Они являлись носителями ханской власти и, если так можно сказать, ханской сакральности-харизмы. Видимо, эта функция носителей ханского харизматического начала была присуща и постоянно находившимся «послам» и другим ханским чиновникам на Руси.

Публичное пожалование ярлыка на княжение представителем хана указывает на присутствие ритуального смысла этой акции. [1009]Возможно, здесь в определенной степени имело место перенесение наполненной неземной значимостью обстановки восхождения на трон самих ханов. Ханская интронизация — «ритуал, который можно воспринимать как обряд посвящения, активизирует харизму, воплощавшую сакральность коллектива, и устанавливает новый порядок. Обряд избрания хана является важнейшим общественным обрядом, поскольку именно правитель, благодаря харизме, способен выступить гарантом стабильности… Монгольские источники подчеркивают, что в собрании перед избранием в акте интронизации принимали участие старейшины, вожди и военные предводители, т. е. люди избранные. Первая часть завершалась обрядом принесения клятвы на верность и признания подчинения избранному правителю…». Кроме того, «участие в обряде перечисленных лиц усиливало харизму, что способствовало ее большей результативности». [1010]Именно о монгольских послах на Руси сообщают нам иностранные авторы XVI в. Особенно часто цитируемыми в литературе являются Михалон Литвин и Сигизмунд Герберштейн. [1011]Прежде всего заметим, что и Литвин, и Герберштейн никогда сами не видели описанного в действительности. И в этом заключается отличие их от западноевропейцев XIII в., видевших все своими глазами, но в силу иного мировосприятия не сумевших адекватно передать социальную природу виденного. Информаторы-западноевропейцы XVI в. имели другие источники: либо письменные (летописи), либо устного происхождения. [1012]В их рассказах сведения, видимо, могли объединяться и переосмысливаться с приданием всем ритуалам оттенка «раболепия». [1013]Наиболее полно церемония встречи представлена у Михалона Литвина. «Прежде москвитяне были в таком рабстве у заволжских татар, что князь их [наряду с прочим раболепием] выходил навстречу любому послу императора и ежегодно приходящему в Московию сборщику налогов за стены города и, взяв [его] коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском троне, а он сам коленопреклоненно слушал послов». [1014]