Юрий Кривошеев - Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

Объяснения имеются и по поводу отсутствия права говорить прежде хана. «В Монголии не принято с ходу задавать вошедшему гостю вопросы: кто он, откуда и зачем прибыл. Гость тоже не должен торопиться выкладывать все о себе, если он, разумеется, не гонец, спешащий по делу. В степи все делается не спеша, и процедура знакомства гостя и хозяина не составляет исключения». [972]Безусловно, эти нормы общения в еще большей степени были характерны для средневекового монгольского общества.

В русских источниках мы находим и довольно пространное описание «чести», оказываемой в Орде русским князьям. В «Книге Степенной царского родословия», а также в «Летописце великии земли Росиския» (Мазуринский летописец) приводится Житие Федора Ростиславича, князя Смоленского и Ярославского. [973]Житие насыщено рядом конкретных подробностей о взаимоотношениях князей и ханов, князей и местного русского общества. В данном случае нас будет интересовать само пребывание Федора Ростиславича в Орде. Однако прежде о происхождении и репрезентативности этого источника.

Житие Федора было исследовано Н.И. Серебрянским. [974]Он пришел к выводу, что на рубеже XV–XVI вв. к древнейшей (проложной XIV в.) редакции были добавлены «сообщения о житии благоверного князя в Орде». [975]Источником своим они имели «местную летопись, не дошедшую до нас», со внесенными в нее «приблизительно в XIV в.» «устными рассказами и припоминаниями». Этим же источником воспользовался и составитель Степенной книги, воспроизведя (в отличие от редакции рубежа XV–XVI вв.) «текст этого памятника свободнее, подновил его слог и распространил содержание новыми риторическими вставками». [976]

Насколько достоверны сведения прошедшего столь сложный путь памятника? Н.И. Серебрянский полагал, что «отношения князя к татарам идеализированы». [977]А.Н. Насонов, также указывая на «освещение, выгодное для князя», все-таки акцент делает на историчность житийных сведений: «Основной фактический материал житийного рассказа вполне согласуется с показаниями летописных сводов и укладывается в рамки летописных известий, дополняя их и поясняя». [978]Нам представляется, что как доказательная сторона дела, [979]так и сам вывод являются вполне приемлемыми. Вместе с тем ряд положений, выдвинутых А.Н. Насоновым, может быть дополнен или откорректирован.

Житие неоднократно подчеркивает, что князь Федор «честь велию приемлющу» от хана, «царь держаше его у себе во мнозей чести и въ любви велице». [980]Ценность известий Жития состоит в том, что позволяет в деталях увидеть отношения в Орде к русскому княжью, ибо наглядно раскрывает понятия «великой и мнозей чести», т. е. тех понятий, которые только фиксируются в ряде других случаев по отношению к прочим русским князьям.

«Блаженный князь Феодор» понравился и «царю» и «царице». Но если последняя связывала с ним далеко идущие планы («царица же мысляше дьщерь свою дати ему въ жену»), то хан сделал его своим приближенным. «Царь же всегда повеле ему предстояти у себе и чашу отъ руку его приимаше и три лета держаше его у себе». [981]

«Поднесение чаши "царю" и принятие чаши царем "отъ руку" было знаком большой чести в придворном быту ха-на», — заметил А.Н. Насонов. Он же на основе сообщения Ибн-Батуты указал на «особый ритуал ханского жития: поднесение чаши во время "царской" трапезы обратилось в сложную церемонию…». [982]Современные этнографические исследования также свидетельствуют о большом символическом значении напитков в застольях монголов, происхождение которого восходит к глубине веков. [983]Н.Л. Жуковская обращает внимание на связанный с поднесением напитков сам ритуал и его социальное назначение. «Питье из чаши друг друга и вообще питье из одной чаши является древней акцией установления дружеских, родственных и побратимских отношений между участниками застолья», — пишет исследовательница. [984]

Если также вспомнить, что по прибытии в ханскую ставку Федор «дары многими удовли царя же и царицю его», [985]то сообщение о его «торжественных» проводах становится понятным и объяснимым. «Царь же, умоленъ бывъ, отпусти его любочестно и дарованьми же и грамотами одари его». [986]Еще больший почет был оказан Федору при втором посещении Орды. Женившись на ханской «дщери», ярославский князь был буквально осыпан милостями хана. [987]Кроме того, «царь» по-прежнему «держаше его у себе во мнозей чести и въ любви велице и всегда противъ себе седети повелеваше ему и царский венець свой по вся дьни полагаше на главу его и во свою драхму по всякъ часъ облачаше его и въ прочая царская одеяния. Повеле же ему домъ устроити и полаты украшати и вся, елика довлеетъ его господству, вдати на потребу ему». [988]

Сидеть вблизи хана «тоже было признаком высокой чести: у монголов распределение "мест" за столом (или за столами) подлежало особому распорядку и имело особенное значение». [989]Но обративший на это внимание А.Н. Насонов обошел стороной другое важное сообщение. Между тем надевание «царских» головного убора и одежды [990]значило, безусловно, передачу ханской харизмы русскому князю, следовательно, наделение его божественным небесным происхождением.

Были ли «почести», оказанные ярославскому князю ордынскими ханами уникальными? А.Н. Насонов выстроил целую концепцию политических отношений Руси и Орды в конце XIII — начале XIV в. на основе признания «совершенно исключительного положения» ростовских князей со стороны ханов, сделавших на них ставку. [991]

Нам представляется, что А.Н. Насонов несколько завышает значение ростовских князей. В Орде подолгу бывали и другие князья. Возможно, «ростовцы» брали своей многочисленностью, отсюда и иллюзии их преимущества перед прочими русскими князьями. [992]Федор Ростиславич поэтому вряд ли являет собой исключение не только среди ростовских, но и прочих русских князей. Та «честь», которая оказывалась ему в Орде, в целом была характерна и в отношении других князей. Разумеется, имели место и особенности вызванные особым к нему благоволением. В определенной степени образ Федора Ростиславича предстает перед нами как собирательный, а его отношения с монгольскими ханами [993]— как стереотип поведения русских князей в Орде. [994]

Вместе с тем, видимо, посещение русскими князьями ханской ставки было наполнено различными обрядовыми действами, составляющими в совокупности целый ритуальный комплекс. По крайней мере можно выделить такие компоненты, как: 1) въезд, сопровождавшийся поклонением различным сакральным субстанциям (что видно из рассказа о Михаиле Черниговском и других известий); 2) преподнесение даров-подарков; [995]3) торжественная процедура «отдарка»-ярлыка и/или материальных благ — с пиром, как непременным условием ритуала. Все это летопись очень кратко обозначает как «честь великая», или «пожалование», делая, естественно, акцент на положительные, не «унижающие» стороны этого пребывания.