Юрий Кривошеев - Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

Своеобразным фокусом ряда противоречий в обществе того времени выступает 1479 год, события которого были рассмотрены Ю.Г. Алексеевым. В них отразились по сути все конфликты будущих десятилетий: династические, с удельными князьями, с системой наместничества, с церковью. Характерным является и поведение великого князя. Так, в столкновении Великолуцкого наместника Ивана Лыко Оболенского с горожанами Иван III становится на сторону последних. А в конечном итоге это заступничество обусловливает и конфликт великого князя с князем удельным. На этом примере видно и то, что опору великий князь усматривает в местных силах. [1435]Вместе с тем великие князья не столько возвышались над удельными и прочими князьями, сколько были, так сказать, первыми среди равных. Как пишет А.А. Зимин, «власть великого князя ограничивалась прочными традициями, коренившимися в патриархальности представлений о характере власти, которые имели к тому же религиозную санкцию. Новое пробивалось с трудом и прикрывалось стремлением жить, как отцы и деды». [1436]

Традиции настолько довлели над великим князем, что, не имея возможности прекратить выделение своим детям уделов, он одновременно вел борьбу с самовластием удельных князей — своих братьев. Не говорит о силе великого князя и развернувшаяся в последние полтора десятилетия княжения Ивана III династическая борьба между группировками его внука Дмитрия (сына умершего в 1490 г. Ивана Ивановича Молодого) и сына от второй жены — Софии Палеолог — Василия. [1437]

В том же 1479 г. начался конфликт великого князя с митрополитом, продолжившийся в следующем году. И «дело было не в догматике, — замечает Ю.Г. Алексеев. — Дело было в том, что великий князь хотел подчинить церковь своей власти». Обращает, опять-таки, на себя внимание то, что строя храм Иоанна Златоуста (своего покровителя) на московском посаде Иван III рассчитывал на поддержку московского посадского люда — многочисленного торгово-ремесленного населения столицы. [1438]

Что же касается отношений светской и церковной властей в целом, то русская церковь, испытывая сильные потрясения извне и изнутри и преследуя свои собственные цели (рост землевладений), поддерживала великокняжескую власть только при совпадении интересов. О постоянной и безусловной поддержке говорить не приходится.

С 60–70-х годов «в своих первичных чертах может быть прослежена» новая — приказная система управления. [1439]В государственном управлении значительную роль начинают играть неродовитые, но грамотные чиновники — дьяки. Они стали реальными исполнителями предначертаний великокняжеской власти, образовав первоначально аппарат Боярской думы, Казны и дворца, а затем и приказов. Специализируясь на выполнении определенных поручений (финансовых, дипломатических, военных), дьяки подготовили создание органов управления с новым функциональным, а не территориальным распределением дел. Однако значение первых ростков приказной системы, полагает А.А. Зимин, нельзя преувеличивать. [1440]

Для удержания и упрочения власти великому князю пришлось обратиться — как это ни парадоксально может звучать, особенно в свете представлений, не допускающих какого-либо компромисса между властью и обществом, — так вот пришлось обратиться к началам земского общественного устройства. Иван III продолжил земские традиции самоуправления, только теперь уже на новом — общегосударственном и общерусском — законодательном уровне. Московское правительство напрямую обращается к практике местных выборных властей. «С созданием единого Русского государства оформляется его центральный и местный аппарат власти, но параллельно шла и фиксация прав сословно-представительных учреждений, сначала на местах, а затем и в центре…Значительные права местных общин не оставались на бумаге», — отмечает Н.Н. Покровский. [1441]

В городах на рубеже XV–XVI вв. создается институт городовых приказчиков. Несмотря на то, что это были представители администрации великого князя, назначались они обычно из числа местного дворянства (детей боярских). Городовые приказчики ведали непосредственно городскими крепостями, т. е. являлись как бы военными комендантами. Однако постепенно они начинают заниматься и другими вопросами, связанными с военно-административным управлением: строительством дорог, мостов, обеспечением военных перевозок и хранением оружия. Одной из главнейших их обязанностей стало проведение уездной мобилизации крестьянского и городского ополчений. В их руках сосредотачивались и финансовые дела. [1442]

Для последних десятилетий XV в. Ю.Г. Алексеев считает возможным говорить в целом о «реформе местного управления». Именно к этому времени «относятся правительственные акты, регулирующие деятельность местных органов власти — наместников и волостелей и формулирующие основные принципы суда и управления». [1443]

Опыт выдачи московскими великими князьями особых уставных грамот, в которых фиксировались пределы прав кормленщиков, их обязанности по отношению к населению, уже был. Так, еще в 1397 г. Василий Дмитриевич дал такую грамоту всему населению Двинской земли — от «бояр двинских» до сотских и «всех своих черных людей», всему «самоуправляющемуся земскому миру» (С.В. Рождественский). Она гарантировала право обращения к великокняжескому суду любого человека в случае злоупотребления чиновников.

Белозерская уставная грамота 1488 г. еще более широко регламентировала взаимоотношения между органами центральной власти (наместники) и местным населением. В ней не только повторялась, но расширялась норма, обеспечивавшая право белозерцев жаловаться великому князю на наместников и их помощников. По ней также устанавливалось «смесное» (совместное) судебное разбирательство: наместничий суд был правомочен только в присутствии общинных представителей — сотского и «добрых людей». Специальная статья лишала возможности наместников вторгаться во внутреннюю жизнь общины.

Двинская и особенно Белозерская уставные грамоты, таким образом, отражают стремление центральной власти ограничить самовластие наместников, с одной стороны, а с другой — признание центром большой значимости в местном управлении общинных организаций. [1444]

Чрезвычайно важен вывод, который делает Ю.Г. Алексеев: «Хотя уставная грамота (Белозерская. — Ю.К .) непосредственно обращена к населению только одного уезда, перед нами документ принципиального значения. Грамоту можно рассматривать как типовую… Видимо, предполагалось подобные грамоты дать и другим уездам Русского государства». Ряд норм и положений грамоты вошли в первый общерусский свод законов Московской Руси — Судебник 1497 г. [1445]