Стивен Рансимен - Падение Константинополя. Гибель Византийской империи под натиском османов

Если вслед за ее заключением вскоре состоялся бы успешный поход против турок, уния, возможно, получила бы неохотное признание. Папа Евгений проповедовал крестовый поход в 1440 году и в конце концов даже организовал армию, состоявшую в основном из венгров, которая перешла Дунай в 1444 году. Но затем папский легат, кардинал Чезарини, принудил командующего армией Яноша Хуньяди, трансильванского воеводу, нарушить официальный договор с султаном на том основании, что клятва, принесенная иноверцу, недействительна, и не сумел договориться с ним о стратегии. Султан Мурад без особого труда одолел силы крестоносцев при Варне на берегах Черного моря.

В глазах многих западных историков византийцы, отвергнув унию, с безрассудством и упрямством совершали самоубийство. Простой народ во главе с монахами вдохновляла страстная преданность своей вере, своему богослужению и традициям, которые они считали предписанными самим Господом Богом, и отказаться от них было бы грехом. Это был век религии. Византийцы знали, что земная жизнь – всего лишь подготовка к жизни вечной. О том, чтобы покупать телесную безопасность здесь, в бренном мире, ценою райского спасения, не могло идти и речи. В этом была и доля фатализма. Если им уготована злая судьбина, она станет Божеской карой за их грехи. Греки были пессимистами. В сыром тоскливом климате Босфора природная жизнерадостность греков померкла. Даже во времена расцвета империи в народе шептались о пророчествах, говоривших, что он не будет длиться вечно. Всем было известно, что на камнях, разбросанных по городу, и в книгах, писанных мудрецами прошлого, есть перечень императоров, и он близится к концу. Царство антихриста уже при дверях. Даже тех, кто верил, что Божия Матерь не попустит того, чтобы посвященный ей город пал в руки нехристей, теперь стало мало. Союз с еретическим Западом не мог принести спасения и не мог изменить судьбу [9].

Возможно, эти набожные воззрения были невежественны и близоруки. Но были и мыслящие государственные мужи, также сомневавшиеся в выгодах унии. Многие из них считали, и не без оснований, что Запад никогда не сможет или не захочет прислать помощь, достаточно эффективную для того, чтобы поставить преграду перед превосходно организованной военной мощью турок. Другие, особенно среди церковных иерархов, боялись, что уния в итоге окончится лишь новой схизмой. Разве греки, так долго старавшиеся сохранить свое достоинство и единство в условиях гонений со стороны франкских властей, не почувствуют, что их предали? Все больше и больше греков оказывалось под турецкой пятой и могло поддерживать связь с Константинополем только через церковь. Если Константинопольская патриархия подчинится Западу, последуют ли за нею поместные церкви? Их главы наверняка этого не одобрят. Захотят ли присоединиться к ней кавказские, дунайские и русская православные церкви? Братские патриархии Востока со всей откровенностью выразили свое осуждение. Можно ли надеяться на то, что православные, подчиненные Византийской патриархии, но независимые от империи, согласятся на духовное владычество Запада только ради того, чтобы спасти империю? Русские были особенно известны своей ненавистью к католической церкви как к церкви их врагов, поляков и скандинавов. Из меморандума, датированного 1437 годом, мы узнаем, что из шестидесяти семи подчиненных патриарху Константинопольскому метрополий только восемь еще находились во владениях императора и еще семь – в Морейском деспотате. Иными словами, церковная уния с Римом вполне могла стоить патриарху потери более чем трех четвертей подчиненных ему епископов. Это был убедительный аргумент вдобавок к естественному нежеланию византийцев жертвовать своей религиозной свободой. Немногие государственные деятели заглядывали дальше. Так непредвзятому наблюдателю становится ясно, что Византия была обречена. Единственный шанс вновь объединить греческую церковь, а вместе с нею и греческий народ, возможно, состоял в том, чтобы признать турецкое владычество, которому и без того покорилось большинство греков. Только так можно было восстановить православную греческую нацию и дать ей новую жизнь, возможность со временем набрать достаточно сил, чтобы сбросить ярмо иноверцев и возродить Византию. За немногими исключениями, не было таких греков, у которых настолько отсутствовала бы гордость, чтобы они добровольно подчинили свое тело басурманам или свою душу – римским католикам. Но разве первое не было бы мудрее, если оно исключает второе? Возможно, греческое единство лучше сохранится в народе, сплоченном под властью мусульман, чем в отдельных фрагментах, разбросанных по периферии западного мира. Слова, которые враги приписали последнему великому министру Византии Луке Нотаре – «лучше султанский тюрбан, чем кардинальская шляпа», – на самом деле не так уж вопиющи, как может показаться на первый взгляд.

Виссариону и его единомышленникам-гуманистам, горячо и преданно старавшимся в Италии добиться помощи для соотечественников, атмосфера Константинополя казалась странной, глупой и узколобой. Они были убеждены, что уния с Западом вольет в Византию такую новую энергию в культурной и политической жизни, что она сможет снова возродиться. Кто может сказать, ошибались ли они?

После возвращения из Италии император Иоанн VIII прожил девять несчастливых лет. По приезде он узнал, что его любимая супруга императрица Мария Трапезундская умерла от чумы. Детей они не нажили. Его братья теряли время, ссорясь друг с другом на Пелопоннесе и строя заговоры против него во Фракии. Из всех родных Иоанн мог доверять только престарелой матери, императрице Елене, а она была противницей его политики. Он изо всех сил, проявляя терпение и такт, старался сохранить мир в своей расколотой столице. Все деньги, которые могло уделить государство, он благоразумно тратил на ремонт великих городских стен, чтобы подготовить их к неминуемому наступлению турок [10]. Смерть принесла ему облегчение 31 октября 1448 года.

В славные дни былого процветания Византия была непредставима без обладания Анатолией. Огромный полуостров, известный древним под именем Малой Азии, в римские времена был одним из самых густонаселенных регионов мира. Упадок Римской империи, сопровождавшийся распространением чумы и малярии, за которыми последовали нашествия персов и арабов VII и VIII веков, сократили ее население. Безопасность вернулась в IX веке. Продуманная система обороны уменьшила угрозу вражеских набегов. Сельское хозяйство смогло восстановиться и найти рынок сбыта для своей продукции в Константинополе и преуспевающих городах на побережье. Богатые западные долины изобиловали оливковыми и плодовыми садами и посадками злаков. Стада овец и коров бродили по нагорьям, и там, где были условия для орошения, возделывались тучные поля. Политика императоров состояла в том, что крупные имения не поощрялись, а предпочтение отдавалось деревенским общинам, которые в большинстве своем в уплату за аренду земли отряжали солдат в императорскую армию или местное ополчение. Центральное правительство поддерживало контроль над ними, осуществляя регулярный надзор и выплачивая жалованье чиновникам провинций из императорской казны.