Валентин Янин - Музей как лицо эпохи

При всем своеобразии Богородицкий ансамбль в историко-художественном и культурном отношении отнюдь не единственный. Было много похожих ан самблей (и даже в творчестве тех же Старова и Болотова), которые целиком вписывались в единый процесс становления и развития русского усадебного искусства второй половины XVIII века — явления исключительного по быстроте своего развития и широте распространения. Очень часто можно было увидеть дом над прудом в окружении зелени парка. И это вполне естественно — своеобразие в искусстве, как известно, вытекает из своеобразия образа жизни, а не является плодом предвзятого художнического поиска. Закон 18 февраля 1762 года, Указ о вольности дворянства, был тем событием, результатом которого и явилось это своеобразие жизни: отправиться ли в полк, в канцелярию, удалиться ли в усадьбу — теперь зависело от воли дворянина.

«Что такое мы? Откуда и от чего взялись? Где, в каких обстоятельствах и зачем живем и что с нами впредь будет?» — спрашивал создатель богородицкого парка. «Не всего ли надобнее, не всего ли полезнее для нас благополучие наше, — рассуждал он далее. — Всем нам то сродно, чтоб благополучия себе желать, и я не надеюсь, чтоб нашелся кто-нибудь на свете, который бы счастливым быть не хотел». Так размышлял просветитель, человек нового времени, европейской культуры, которая уже пустила в России глубокие корни. Должна будет пройти еще целая эпоха, прежде чем герой тургеневского романа Берсенев скажет: «…Каждый из нас желает для себя счастья… Но такое ли это слово «счастье», которое соединило, воспламенило бы нас обоих, заставило бы нас подать друг другу руки? Не эгоистическое ли, я хочу сказать, не разъединяющее ли это слово?»

В чем же искали счастье люди эпохи Просвещения? Обо всем этом в ту пору многие рассуждали и длинно писали. Сам Болотов основному своему «философическому» сочинению дал красноречивое название: «Путеводитель к истинному человеческому счастию, или Опыт нравоучительных и отчасти философических рассуждений о благополучии человеческой жизни и средствах к приобретению оного».

Идея меры пронизывает мировоззрение эпохи Просвещения: от «рационализма ума» и «истинной экзальтации сердца» до житейского благоразумия, позволяющего «не выходить за надлежащие пределы, ибо и всякая добрая вещь будет худою, естьми превзойдет свои границы», размышляет Андрей Болотов.

«Мера — равновесие — покой» — основная формула культуры второй половины ХVIII века и, очевидно, ключ к пониманию природы усадебного искусства, основанного на синтезе двух начал, двух самостоятельных художественных стилей — классицизма и сентиментализма. В Богородицке, одной из первых русских усадеб эпохи Просвещения, где раннеклассический архитектурный ансамбль был дополнен пейзажным парком, исполненным духа сентиментализма, художественная программа золотого века русского усадебного искусства была осуществлена последовательно и совершенно.

Аллея-проспект, длинная, прямая, обсаженная березами дорога, приводит к парадному двору богородицкой усадьбы. Он огорожен, а въезд в него оформлен высокой проездной башней петровского времени. Столь торжественная композиция въезда «разыграна» в ансамбле не случайно; в ней заключен особый знак, подсказывающий, что в этом доме рады гостю, что здесь жаждут общения . Идея общения положена и в основу структуры дома-дворца и композиции его интерьеров. Не случайно помещения парадного второго этажа дворца разнообразны не только по назначению, но и по форме, а когда-то и по отделке: овальный зал, прямоугольные прекрасных пропорций гостиные, парадная спальня с альковом, просторный кабинет. Они выстроены в единую анфиладу, в которой было не столько удобно жить, сколько принимать, показывать. Потребностью в движении и смене впечатлений эмоционально и художественно оправдано появление и высокого парадного крыльца, широкого, обращенного на парадный двор балкона и особенно — бельведера с прекрасными видами на парк, город и окрестности.

Созидание атмосферы дружеского общения — приблизительно так можно охарактеризовать суть художественной программы всякого усадебного ансамбля.

Не случайно в другом замечательном парке сентиментализма — Павловском — был построен павильон, получивший название «Храм Дружбы». А сколь многообразно воспета дружба в поэзии и литературе сентиментализма! И каждый автор сентиментального произведения, неизменно отличающегося интимной доверительностью сердечного излияния чувств, стремился прежде всего стать «другом и любимцем души» читателя (Н. Карамзин).

Беда была в том, что сентиментализм неизбежно подчинялся жесткой схеме приличий, выработанному стереотипу восприятия, шаблону жизненного поведения.

Со времен Петра I русское общество было буквально заражено театром. Не случайно театральную «помпезность» можно подметить во всех видах искусства XVIII века. Постепенно во второй половине этого столетия стихия театра распространилась и на значительную сферу жизни, сформировав игровую культуру русской усадьбы. В ее основе был некий общий, тщательно разработанный сценарий, устанавливающий характер ежедневного поведения, формы общения и программу разного рода развлечений и праздников.

Работая над богородицким парком, Болотов, в сущности, тоже создавал театральное представление. Он точно знал, как будет переживаться каждый момент действия. Сегодня даже трудно представить себе, сколь оно было разнообразно. Торжественные, величественные сцены уступали место романтическим, меланхолическим; были и особые вешние, летние, осенние и даже утренние, полуденные и вечерние.

Первая мелодия парка торжественна. Она связана с дворцом, близ которого парк был распланирован регулярно. Здесь гигантские земляные ступени-террасы, продолжая парадную лестницу дворца, продолжали и его тему величественной простоты и регулярной упорядоченности. Спустившись по ступеням с холма, посетитель парка попадал в пейзажную его часть — иной мир с иными мотивами, видами, пространством и настроением. И здесь буквально каждая часть и каждый уголок парка мысленно преобразовывался им, подсказывая сюжет и характер роли и рождая, в конечном счете, некое парковое действо. И посетитель, вовлеченный в него, начинал играть.

Уже первая сцена пейзажной части парка, как все здесь, многопланова, поэтична и неоднозначна. Она рассчитана на то, чтобы удивлять, пробуждая интерес к познанию, и одновременно наводить на размышления. Такое настроение охватывало человека, вошедшего под своды знаменитых болотовских пещер, вырубленных в слежавшихся цветных песчаниках богородицкого холма. Снаружи Болотов оформил их в виде античных руин, разбросав в художественном беспорядке глыбы песчаника — фрагменты классицистических колонн и карнизов. Эта картина ассоциировалась в сознании сентименталиста с понятием «рока», предопределяющего неумолимое свершение законов бытия и являющегося причиной потрясающих мир катаклизмов.