Валентин Янин - Музей как лицо эпохи

Многие материалы РГАДА рассказывают о памятных пушкинских местах, восстанавливаемых после Великой Отечественной войны. В делах Сената хранится одно из ранних свидетельств о селе Михайловском. 4 октября 1744 года князь Трубецкой доложил: «По резолюции правительствующего Сената 18 генваря 1742 года, по челобитью генерал-майор и ревельского обер-коменданта Аврама Ганнибала велено на пожалованные ему по всемилостивейшему Ея имп. Величества 12 того же генваря указу во Псковском уезду в пригороде Воронич Михайловской губы с крестьянами и со всеми… принадлежностями в вечное владение сочинить диплом.» Имеется в архиве и описание этого имения, где «дом господский деревянный со службами и при нем сад с плодовитыми деревьями».

В 1758 — начале 1759 года А. П. Ганнибал покупает под Петербургом мызу Суйда с деревнями. Эти земли, сразу после отвоевания их у шведов в Северной войне, были подарены Петром I Петру Апраксину, который в 1718 году построил здесь деревянную церковь Воскресения, и деревня Суйда стала называться селом Воскресенским, и лишь мыза сохранила древнее новгородское название Суйда — по названию протекающей речки.

Именно здесь, в этой старой церкви крестили будущую няню поэта. В этой же церкви 28 сентября 1796 года венчались родители Пушкина.

В архиве обнаружен и старинный план этих мест, составленный при специальном межевании Петербургской губернии; на плане хорошо видны постройки и парковый ансамбль.

Такие уникальные документы сохранились в архиве о предках знаменитого поэта.

«ЗНАНИЕ — СИЛА» № 4/1999

Царствование Александра I в России — так до сих пор до конца и не понятое время. Я бы сказал, что это была первая серьезная и добросовестная попытка привести Россию в соответствие с теми идеями, которые здесь жили и развивались. А идеи были самые разнообразные, подчас несовместимые друг с другом. С одной стороны — крепостничество, рабство, жизнь человека ничего не стоила, его можно было забить до смерти, продать, подарить. А с другой — идеи европейского Просвещения, которые начал внедрять еще Петр, и ко времени Александра I можно было уверенно сказать, что идеи эти прижились, российская элита впитала их, живет ими, а ведь там во главу угла ставилась человеческая личность с ее неприкосновенностью и уникальностью.

Как совместить одно с другим? Разрыв между народом, массой крепостных и дворянской элитой был катастрофическим: они говорили на разных языках в буквальном смысле слова. Было два мира, два социума. И Александр сделал попытку привести в соответствие идеи Просвещения и реальную русскую жизнь. Потихоньку, но добросовестно, нащупывая какие-то ходы, не увлекаясь ни фразеологией, ни слишком смелыми действиями. Для меня, как для историка, поиски нового очевидны, и, по-моему, они были совершенно искренни.

Сказать это очень важно, потому что об Александре I всегда будут спорить. Причем не так, как, скажем, о Николае I или об Александре II, тут ясно: государственные деятели, самодержцы. А в Александре много загадок.

Лагарп — его учитель, и я затрудняюсь привести другой пример, где учитель так повлиял бы на ученика. Где то, что говорилось, было воспринято не за страх, а за совесть.

Есть очень любопытные страницы мемуаров Чарторыйского, написанные через пятьдесят лет после описываемых событий. Лагарп был уже отправлен из России, Александр остался без него — это самый конец правления Екатерины. Надо сказать, что Чарторыйский — человек очень холодный, сдержанный, и то, что он рассказывает, ему совсем не свойственно. А пишет он о тайном свидании, которое у него было с Александром, где Александр, еще совсем юный, исповедовался ему. Ничего особенно умного Александр не сказал, но это было невероятно искренне. «Я люблю свободу, — говорил Александр, — я желаю дать нашей стране положительные законы, я хочу освободить Польшу, установить ее независимость. Я сделаю все, чтобы наши народы были счастливы. Ну, и добившись этого, я, конечно, удалюсь под сень струй, с любимой женой…» Все это так по-юношески, даже по-детски. Но меня в этих строках всегда поражало ощущение искренности, искреннее желание сделать то, что сказано.

К чему практически приходит Александр I со своими сотрудниками в 1800-х годах? Тут нужна небольшая предыстория.

Убийство Павла и восшествие на престол Александра было воспринято на ура теми, от кого очень много зависело — высшими сановниками и придворными, столичным дворянством. Именно потому, что была надежда на возвращение екатерининского продворянского царствования. Каждый по-своему понимал обещание Александра «все будет, как при бабушке». Они были уверены, и Александр поддерживал их надежды. Манифест составлял Трощинский, старый екатерининский служивец, и потому там была знаменитая фраза: «Управлять буду по заветам великой бабки моей Екатерины». Но Александр в одном из частных писем пишет: «Со стариками я веду тонкую политику — пусть болтают, чего хотят, лишь бы только не мешали». Должности внешне важные, но декоративные — не более. Реально центр власти переходит к Негласному комитету. Его роль в это время (второй, третий год правления) трудно переоценить.

Чарторыйский потом писал: «Не все, о чем мы говорили, было проведено в жизнь, но все, что было проведено в жизнь, все это нами обговорено, подготовлено». Министерская реформа, попытки смягчить крепостное право и, по сути дела, начало системы народного просвещения. Народное просвещение — вот глубина этих реформ, правда, ее еще надо измерить. Жозеф де Местр, реакционер из реакционеров, пишет о поверхностности, например, идеи лицея. О том, что эти люди ничему не научатся, что России нужно глубокое просвещение с глубокими моральными устоями, а не просто воспитание блестящих вертопрахов. И это абсолютно справедливо. Но не надо воспринимать Александра как великого реформатора. Он им не был, но была добрая воля сделать то, что можно. И были результаты.

Самое значительное — это, конечно, реформа центральных органов управления. Очень разумная, по-моему. Собственно, до сих пор мы живем примерно так, как было определено Негласным комитетом. Министер ства — органы управления, хорошо организованные, единоличная власть министра, единоличная же ответственность. И главное, впервые в истории России — вертикаль: министр внутренних дел с министерством, губернатор с губернским правлением, капитан-исправник и помещик, который реально наводит порядок у себя в поместье. То же самое — финансовая линия, судебная и так далее. Это очень разумный шаг на пути создания мощной централизованной системы. Контрольная функция Сената — тоже разумна. Но это бюрократический контроль, и, кстати, Александр сам ввел право Сената оспаривать его собственные указы и сам же погубил это право при первой возможности. А вот крепостное право задел лишь по самому краешку. «Указ о вольных хлебопашцах» — это максимум. Указ рекомендательный, то есть помещики могут освобождать крестьян, если захотят.