Наталья Казакова - Русско-ливонско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в.

На требование русских о выдаче «злодеев», виновных в насилиях над русскими в ливонских городах, ганзейские представители ответили, что двое русских были казнены в Ревеле за свои преступления в соответствии с любекским правом; что касается других случаев насилий (побоев, драк и т. д.), то ганзейские послы либо стремились снять ответственность за них (виновные скрылись), либо отговаривались незнанием, так как имена пострадавших русских названы не были. Послы предлагали пострадавшим заявить о своих «обидах», тогда в городах, где это случилось, им будет дана «неправа» [1001]. Анализ ответов ганзейских послов показывает, что, согласно ганзейской точке зрения, суду местных властей должны были подлежать как немцы — обидчики русских купцов, так и русские купцы, совершавшие преступления на чужбине: и первые, и вторые должны были судиться по законам того города, где совершен проступок. Таким образом, ганзейские послы на Нарвском съезде придерживались той позиции, которая была выражена в упоминавшемся нами письме Ревеля Любеку от 18 августа 1496 г. и которая заключалась в отстаивании права средневекового города судить по своим законам — права, нашедшего отражение в нормах русско-ганзейских и русско-ливонских договоров.

На требование русских, касавшееся русских церквей и концов в ливонских городах, ганзейские представители дали уклончивый ответ: о церквах послы Риги сказали, как уже отмечено, что в их городе церквей москвичей, новгородцев и псковичей нет; послы Дерпта и Ревеля — что в их городах русские пользуются своими церквами «по старине»; по поводу постройки печи в русской церкви в Ревеле ганзейские послы заявили, что печи в ней никогда не было и это следует соблюдать согласно «старине». По вопросу о русских концах послы Дерпта сделали разъяснение: Русским концом в их городе называется район близ русских церквей, где русские арендуют помещения; послы же Риги и Ревеля сказали, что о русских концах в своих городах они ничего не знают [1002](возможно, что формальным основанием для отрицания наличия русских концов в Риге и Ревеле послужило отсутствие в этих городах закрепившихся названий «Русские концы» за кварталами, где останавливались русские купцы). По существу ответы ганзейских представителей означали отклонение русского требования к Ганзе дать гарантию в неприкосновенности русских церквей и концов в ливонских городах.

Для характеристики позиции Ганзы на Нарвском съезде чрезвычайно показателен ответ ганзейских послов на проанализированную нами выше ссылку на русско-ганзейский и русско-ливонские договоры, с которой начинается текст «русских жалоб». Запись об этом ответе гласит, что на статью, касающуюся крестоцелования между наместниками великого князя в Новгороде и 73 городами, послы городов отвечали, что они признают крестоцеловальную грамоту, заключенную в Новгороде в 87 г. (имеется в виду русско-ганзейский договор 1487 г.), но крестоцелование и перемирная грамота, существующая между обеими странами (имеется в виду русско-ливонский договор 1493 г.), купечества не касается [1003]. Настаивая на разграничении между «делами страны» и «делами купца», ганзейские послы пытались, таким образом, подвести юридическое основание под нежелание Ганзы принимать на себя нормы русско-ливонских договоров, касавшиеся русских церквей и концов в ливонских городах. В основе этого нежелания лежало стремление не допустить дальнейшего развития самостоятельной заграничной торговли русского купечества, представлявшей угрозу для монополии Ганзы на посредническую торговлю между Россией и Западной Европой.

Столкновение русской программы, согласно которой предварительным условием ликвидации конфликта являлось принятие Ганзой новых обязательств, касавшихся деятельности и юридического положения русских купцов в Ливонии, и ганзейской, требовавшей безоговорочной выдачи конфискованных в Новгороде ганзейских товаров и четырех задержанных ревельцев и отстаивавшей «старину», должно было привести к неудаче переговоров. О безрезультатности Нарвского съезда сообщают нам Хроника Реймара Кока (любекского хрониста) и Псковская летопись. Согласно хронике Реймара Кока, причина неудачи съезда заключалась в несправедливых требованиях русских. Псковская летопись, не останавливаясь на причинах неудачно закончившихся переговоров, лишь констатирует, что после двухнедельного съезда псковские представители вернулись в Псков, «не учиниша ничто же» [1004].

Анализ материалов Нарвского съезда и изложенной на нем программы русского правительства позволяет, как нам кажется, более точно ответить на вопрос о том, в каких целях русское правительство намеревалось использовать закрытие немецкого двора в Новгороде.

Мы уже отмечали, что закрытие немецкого двора было подготовлено недовольством русского правительства положением русских купцов в ливонских городах, непосредственным же толчком к решению Ивана III послужили казни двух русских в Ревеле, со всей остротой поставившие вопрос о юридическом статусе русского купечества в Ливонии. Стремление изменить этот статус, скрывающееся de facto за требованием выдачи «злодеев», виновных в насилиях над русскими в ливонских городах, красной нитью проходит через переговоры русских властей с посольствами ливонского магистра об. улаживании русско-ганзейского конфликта. На Нарвском съезде к этому требованию в качестве второго предварительного условия ликвидации конфликта было добавлено требование принятия на себя Ганзой обязательства русские церкви и концы в ливонских городах «держать чисто» и «не чинить насилий». Таким образом, закрытие немецкого двора русское правительство использовало как средство для создания более благоприятных условий пребывания и деятельности русских купцов в Ливонии. Эта цель, которую впервые по отношению к Ганзе русское правительство выдвинуло во время русско-ганзейских переговоров 1487 г. и которую оно ставило (объективно) в момент закрытия немецкого двора, ко времени Нарвского съезда приобрела четкий характер и была изложена, в виде ряда конкретных требований, предъявленных Ганзейскому союзу.

Неудача русско-ганзейских переговоров 1498 г. совпала с обострением отношений между Россией, с одной стороны, и Великим княжеством Литовским и Ливонией — с другой. Брак Александра Казимировича с Еленой Ивановной не оправдал возлагавшихся на него надежд: Иван III не думал отказываться от политики воссоединения под своим скипетром русских земель, оказавшихся временно под властью литовских феодалов, Александр не принимал мер для прекращения политики угнетения православного населения, проводившейся в Великом княжестве Литовском. В этих условиях новое столкновение между Литвой и Москвой было неизбежным. Возрастающее напряжение в русско-литовских отношениях Плеттенберг стремился использовать для осуществления своей заветной мечты — нанесения удара по Русскому государству с целью его ослабления; Ливонский орден стал деятельно готовиться к войне.