Наталья Казакова - Русско-ливонско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в.

И Александр, и Плеттенберг сделали попытку заручиться поддержкой Ганзейского союза: Плеттенберг просил Ганзу оказать Ордену помощь и прекратить торговлю с русскими, [1005]Александр предложил Ганзе заключить союз о взаимопомощи, согласно которому Ганза должна была предоставить великому князю Литовскому помощь людьми и деньгами, а он в свою очередь брал обязательство в случае нападения с чьей-либо стороны (за исключением польского короля) на ганзейские города оказывать им необходимую помощь [1006].

Однако ганзейские города, несмотря на неудачу нарвских переговоров, не проявили энтузиазма в отношении полученных предложений. Ганзейский съезд в Любеке (28 мая — 15 июня 1498 г.), заслушав письмо магистра, принял решение торговлю с русскими в Ливонии в ближайшие годы не прекращать. До поводу же просьбы магистра о помощи послы вендских городов выразили в общей форме готовность не оставлять магистра без помощи; послы же других городов заявили, что они не имеют полномочий решать этот вопрос и должны запросить своих старейших, уклонившись, таким образом, от согласия на оказание помощи. Ответа ганзейских городов на предложение Александра заключить союз, с которым он прислал летом 1498 г. в Любек своего посла Юрия Шенке, мы не знаем, но очевидно, он был отрицательным, так как в своей переписке по поводу посольства великого князя Литовского Любек и ливонские города высказывались в том духе, что соглашаться на его предложение не следует [1007].

Более сложным было положение ливонских городов в отношении военных планов Плеттенберга: находясь в зависимости от ландесгерров, они не имели возможности совсем избежать участия в военных приготовлениях Ордена, но стремились долю своего участия сделать как можно более умеренной. Так, когда на ландтаге в Валке 3–6 июля 1498 г. обсуждался (по требованию Плеттенберга) вопрос о введении в Ливонии налога на военные нужды, послы городов дали уклончивый ответ: они заявили, что предполагаемый налог противоречит привилегиям городов, что города и так обременены различными расходами, и лишь в самой общей форме обещали, что в случае необходимости города будут вести себя «достойно» [1008].

Несмотря на все стремление ливонских городов отмежеваться от военных планов Ордена, военные приготовления не могли их не коснуться. На ландтаге в Валке 3–6 июля 1498 г. было принято решение запретить продажу русским меди; на ландтаге 9–12 сентября 1499 г. вопрос о запрещении продажи русским военных материалов обсуждался еще детальнее: было решено запретить продажу не только оружия и военных материалов (пушек, панцирей, селитры, серы, меди и т. д.), но и всего, что может быть использовано для военных нужд (медных котлов, железной проволоки и т. д.) [1009]. Из переписки городов явствует, что в числе запрещенных товаров значилась и различного рода металлическая посуда [1010]. Эти ограничения затрагивали, естественно, торговые интересы ливонских городов.

Военные приготовления Ордена не могли остаться незамеченными русским правительством. И это обстоятельство, очевидно, отразилось на судьбе задержанных в Новгороде ревельских купцов: летом 1498 г. они были отправлены вместе с частью ганзейских товаров в Москву [1011].

Несмотря на ухудшение политической обстановки в Прибалтике в последние годы XV в., русско-ганзейская торговля продолжалась в Пскове, Ивангороде и ливонских городах. Она продолжалась, пока в 1501 г. не вспыхнула война между Ливонским орденом и Русским государством. В мае-июне 1501 г. был ратифицирован союзный договор между Ливонией и Литвой, а вскоре после этого в Дерпте были арестованы псковские купцы — 150 человек: товар их был конфискован, а купцы брошены в темницу [1012].

Псковским послам дерптские власти объяснили свой поступок как ответную меру на ограбление русскими немецких церквей в Дерпте. Совершенно очевидно, что (даже если ограбление и имело место) такой массовый арест русских купцов был связан с решением Ливонии начать войну с Россией. Именно поэтому, несмотря па трехкратное посольство псковичей и дополнительное посольство новгородских наместников, дерптские власти не только не пошли на улаживание конфликта, но задержали псковского и новгородского послов [1013]. Вслед за арестом псковских купцов в Дерпте начались военные действия и торговые сношения были разорваны.

Но, как это обычно бывало во время русско-ливонских войн, Ливонскому ордену не удалось добиться полного прекращения торговых связей между Россией и Западной Европой. Запрещенная торговля продолжалась и, как всегда, осуществлялась через Выборг и подвластную ему область.

Материалы, сообщающие о торговле с Россией через Выборг во время русско-ливонской войны 1501–1503 гг., примечательны тем, что в качестве активных участников этой торговли они называют карельских крестьян. Осенью 1501 г. морская стража, высланная по приказу магистра, натолкнулась в устье Невы на флотилию судов, на которых карелы везли русским соль и другие товары. Карелы были арестованы и вместе с товарами доставлены в Ревель. При допросе они показали, что конфискованная у них соль в количестве 10 ластов (1 ласт = 125 пудам) была куплена у ревельцев. В завязавшейся по этому поводу переписке наместник Выборга Эрик Турссон заявил свой протест по поводу задержания подданных шведского короля — крестьян — и напомнил, что когда шведы воевали с русскими (имеется в виду русско-шведская война 1495–1497 гг.), то никто из шведов не препятствовал ливонским купцам и крестьянам вести торговлю с русскими. Эрик Турссон выразил надежду, что ливонские власти так же будут поступать в отношении шведских подданных, и добавил, что он не может запретить своим крестьянам торговать с русскими [1014].

В запрещенной торговле с русскими при посредничестве Выборга участвовали и ганзейские города: так, осенью 1502 г. ревельская морская стража задержала корабли с товарами, направлявшиеся из Риги и Данцига в Выборг [1015]. Торговлю с русскими вели и ревельские купцы, хотя на Ревель (в силу его географического положения) был возложен надзор за соблюдением запрета: Эрик Турссон в письме к рату Ревеля от 4 апреля 1503 г., протестуя против репрессий ливонских властей в отношении шведских подданных, торговавших с русскими, указывал, что из Ревеля в 1502 г. было отправлено на Неву для русских более 2000 ластов соли [1016]. О запрещенной торговле с русскими сообщает и ревельская хроника: в сохранившихся фрагментах хроники за 1501–1503 гг. излагается дело ревельца Ганса Мекинга, доставлявшего русским не только сукна, мед, соль, но товары, которые могли быть использованы для военных нужд — медь, серу, железную проволоку, селитру и т. д.; когда Мекингу предъявили обвинение в незаконной торговле, он заявил в свое оправдание, что в Ревеле на открытом рейде находится судно из Пруссии с 500 штуками красной кожи, предназначенной для русских, а в Выборге товаров, привезенных из Данцига и Любека, больше, чем их бывает в Нарве в мирное время [1017]. Все эти данные свидетельствуют о том, что экономические интересы прибалтийских городов, жизненно заинтересованных в торговле с Россией, брали верх над военно-политическими соображениями. Несмотря на условия военного времени, запрещенная торговля с Россией продолжалась.