Фридрих Мюллер - История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Когда Карл вслед за тем вторгся со своим войском в Испанию, то тогда геройская Сарагоса уже отказала в повиновении бывшему в его стенах Араби и затворила ворота перед Карлом. Но едва он начал осаду города, как известие о восстании саксов под предводительством Витекинда заставило его немедля двинуться обратно в Германию, и тут-то баски в ущельях Пиренеев нанесли его арьергарду, бывшему под начальством Руотланда Бретонского — Роланда былин, — знаменитое поражение при Ронсево в 161 (778) г. Но больше помешали Карлу Великому еще раз лично напасть на испанских мусульман его последующие войны против саксов, баварцев, аваров, датчан и славян; да и при жизни Абдуррахмана франки вообще более не вмешивались в дела полуострова. Правда, несмотря на это, эмир не пользовался спокойствием: восстания непокорных вождей и наместников продолжались, хотя и с меньшей силой, до его смерти в 172 (788) г. Он, правда, победил и заставил покориться арабскую аристократию, но она была еще жива, и это должен был ясно почувствовать не один из его преемников.

Если после его смерти пришлось употребить еще много усилий, пока престол Омейядов был настолько обеспечен от потрясений, что малейший намек лица, занимавшего этот престол, вызывал беспрекословное повиновение даже в наиболее отдаленных окраинах, то все же необыкновенная жизнь Абдуррахмана более похожа на сказку — жизнь бедного пришельца, искателя приключений, которому удалось в качестве властителя большой страны с сильным и воинственным населением не только добиться признания себя на одно мгновение, но в течение нескольких десятилетий удержаться подобно скале, о которую разбивается прибой расходившихся волн. Правда, что дорогою ценою была куплена эта устойчивость нового владычества. Чтобы удержаться на престоле, Абдуррахману пришлось тем, кому он был им обязан, отплатить неблагодарностью и изменой. Его кровопролития и гнусные предательства заставили даже самых верных приверженцев боязливо отстраняться от него или, дав понять свое неудовольствие, навлечь на себя немилость грозного эмира. Такова была участь старика Убейдуллы ибн Халида и других. Ссылку на франкскую границу Бедра, которому он был обязан всем, можно, пожалуй, оправдать тем высокомерным тоном, который принял этот и без того слишком щедро награжденный клиент; но ничем не оправдывается то, что ему там пришлось терпеть недостаток в самом необходимом и погибнуть в нищете. Все это под конец сделало беспощадного правителя страшным и в глазах низших слоев населения, для которых он много сделал и среди которых он долгое время пользовался уважением, особенно в Кордове, благодаря частью своим личным качествам, частью ряду общеполезных или великих предприятий, как постройка обширного дворца, устройство знаменитой главной мечети и другие предприятия. Он чувствовал себя в последние годы своей деятельной и полной превратностей жизни покинутым. Но он имел то, чего желал: он был всемогущ.

Однажды, говорят, халиф Мансур Аббасид, разговаривая со своими царедворцами, вдруг задал им такой вопрос: «Кто курейшитский сокол (сакр)?» [378]Само собою разумеется, что этим господам совесть не позволила такое почетное прозвище присудить кому-либо другому, помимо самого его величества, но Мансур, который в данном случае не имел в виду такой дешевый фимиам (хотя возможно, что его людям и не поздоровилось бы, если бы они сразу не назвали его самого), ответил презрительно: «Ну, вот еще?» — «Муавия?» — «Опять не то». — «Абд аль-Мелик ибн Мерван?» — «Все не то!» Царедворцы объявили, что дальше их остроумия не хватает. «Сокол курейшитов, — сказал тогда халиф, — Абдуррахман, сын Муавии, который, избегнув острия копья и лезвия меча [379], через пустыни и море проник в чужую страну один, построил в ней крепости, создал войско, установил управление, восстановил правительство, от которого уже ничего не оставалось, и все это исключительно благодаря последовательности в его действиях и силе его характера. Муавия обязан успехом Омару и Осману, которые посадили его на ими же выезженного коня, Абд аль-Мелик — присяге, узы которой оказались крепкими [380], я — усердию моих приближенных и единодушию в моей партии; Абдуррахман был совершенно одинок, без помощника, кроме собственного разума, без товарища, кроме своей решительности». И прибавим от себя, не только для себя лично он достиг этих невероятных результатов: если исламу удалось пустить в Испании глубокие корни и, вопреки всем последующим бурям, для блага всей страны соединить арабов и испанцев в однородную национальность, деяниям которой суждено было вызвать заслуженное удивление современников и потомства, то наибольшая заслуга в этом деле будет всегда принадлежать дальнозоркому, отважному и грозному курейшитскому соколу.

После тридцатилетней борьбы аристократии с монархией последняя наконец одержала верх; спрашивалось — была ли эта победа окончательною. Вопрос этот мог бы разрешиться в утвердительном смысле только в том случае, если бы потомки Абдуррахмана унаследовали его страшную энергию в такой мере, чтобы ее можно было противопоставить возрождению ослабленного аристократического элемента. Но не всегда это удавалось, и к прежним затруднениям скоро присоединились новые, происходившие вследствие все осложнявшихся отношений между правителями-арабами и подданными-испанцами, между складом западного мусульманства и христианами. Но как ни чрезвычайны были эти затруднения, они еще усугублялись рядом второстепенных обстоятельств: неизбежными у восточных династий спорами из-за престолонаследия, дававшими о себе знать народными массами в городах, ухудшением отношений между правительством и мусульманским духовенством, мало-помалу развившимся до положения влиятельной корпорации. Взаимное попеременно преобладающее влияние различных классов населения, неизбежно происходящее вследствие соприкосновения отдельных лиц, живущих в одной местности, приводит между тем то к сближению различных элементов, благодаря которому подготовлялось образование испанско-арабского общества с некоторым однородным характером, то к более или менее острым столкновениям еще не согласованных резких религиозных и национальных противоречий. Со временем эмиры все менее в состоянии совладать с этими взаимно противоречащими стремлениями. Впечатление, произведенное правительственной деятельностью Абдуррахмана, мало-помалу ослабевает, аристократия снова поднимает голову. Одно, впрочем, более невозможно — это всякая попытка вытеснить Омейядов из Испании. Слишком сильно упроченное основателем их династии господство этого дома, а особенно значительно увеличенное в последние годы жизни Абдуррахмана войско из наемных берберов и купленных рабов представляло слишком прочную военную основу.