Фридрих Мюллер - История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Тот, кто следил шаг за шагом за историей прежних исламских государств начиная со времени Бундов вплоть до этого момента, наверное, испытывает одно преобладающее чувство: чувство утомления, даже отвращения при виде неистощимых и бесконечных войн и распрей, в которых, за исключением краткого появления Саманидов и некоторых эпизодов Крестовых походов, нигде не было и мимолетной искры какой-нибудь религиозной или национальной идеи и которые нигде не создали сколько-нибудь удовлетворительного государственного строя. Когда арабы рассыпались за пределы своего полуострова, они тоже не поступали как ангелы, в громадном большинстве это были просто алчные кочевые племена. Но они сумели основать большое государство, найти или присвоить себе известные политические и религиозные идеи, за которые стоило потрудиться и воевать. У турок мы не видим ничего подобного. Даже и доныне нельзя не признать воинских способностей этой расы, но до появления Османов в ней замечается полное отсутствие умения если не созидать государства, то, по крайней мере, противодействовать их распаду. Свойственное туркам добродушие всегда мешало им поступать так зверски, как поступала, например, европейская солдатчина во вторую половину Тридцатилетней войны.

Но скоро наступили времена, когда людей не хватало и на это.

Почтенный летописец Ибн аль-Асир, приступая к рассказу о событиях 617 (1220) г., начинает следующим образом: «Вот уже несколько лет, как я в нерешительности, описывать ли мне потрясающее вторжение татар в исламские земли. Оно слишком ужасно, и у меня не хватало духа описать его. И теперь я приступаю к этому нерешительными шагами: ибо кто может с легким сердцем излагать письменно весть о погибели ислама и мусульман, кому покажется пустяком рассказать об этом? О, пусть бы мать моя никогда не производила меня на свет! Пусть бы я умер до этого и был бы предан забвению! Многочисленные друзья уговаривали меня изложить об этом письменно, но я все колебался; теперь же я вижу, что молчание с моей стороны не принесло бы пользы, потому скажу следующее: мое предприятие обнимает собой описание самой ужасной катастрофы и величайшего бедствия, подобного которому не видывали ни день, ни ночь на земле и которое разразилось над всеми народами, но в особенности над мусульманами; и если кто-нибудь скажет — слава Ему и да превознесется Он! — что с того момента, когда Бог создал Адама и до настоящего времени, человечество никогда еще не подвергалось такому испытанию, он скажет только правду.

В летописи не занесено ничего подобного либо похожего на это нашествие. К числу самых ужасных бед, о которых они повествуют, относится расправа Навуходоносора с израильтянами: избиение их и опустошение священного Иерусалима. Но что такое Иерусалим сравнительно с опустошенными этими проклятыми людьми областями, главные города которых были вдвое больше Иерусалима; что такое израильтяне, с вырезанными теперь, когда население какого-нибудь одного города, жителей которого избивали татары, превосходило своею численностью весь израильский народ? Я полагаю, что народы не испытают более подобного разгрома до самого того времени, когда человечество предстанет на суд Божий и пока мир не обратится в ничто… Ибо даже антихрист [167]пощадит тех, кто последует за ним, хотя погубит тех, кто окажет ему сопротивление; те же не пощадили никого, но убивали и женщин и мужчин, вспарывали животы беременных и резали еще неродившихся. Воистину, мы принадлежим Богу и должны вернуться к Нему [168]! нет ни власти, ни силы, кроме как у Бога, который велик и совершенен!»

Мы будем называть монголами или татарами не отдельные племена, а совокупность тех тунгусских, монгольских и в широком смысле слова турецких малых народов, которые в начале VII (XIII) столетия были как бы слиты в одну общую массу Чингисханом, или, называя его настоящим именем, Темучином [169]. Трудно разбить их на составляющие их этнографические части, во всяком случае, это разграничение мало интересно для историка ислама. Ибо какого бы происхождения ни были те или другие — теперь считается доказанным, что не только второй монгольский завоеватель Тимур (Тамерлан), но и Темучин сами были турецкого происхождения — в войнах с исламскими государствами они составляют одно целое, отдельные части которого не отличались друг от друга ни по способу ведения войны, ни по степени цивилизации или, вернее, грубости.

Хорезмшах Мухаммед воспользовался распадением царства каракитаев, чтобы завладеть Трансоксанией. Ему это удалось благодаря союзу с Гушлуг-ханом, владетельным князем, происходившим из великого восточнотурецкого племени найман, который, спасаясь бегством от Чингисхана, прибыл в Кашгар к Гур-хану, сумел втереться к нему в милость, а потом, когда ему удалось собрать вокруг себя изрядное количество турецких толпищ, вероломно напал на своего благодетеля: это случилось как раз в то время, когда хорезмшах подвигался с запада к владениям Бухары и Самарканда. Союзники, как раньше было условлено, поделились добычей: Гушлуг-хан получил все земли вплоть до Яксарта, исключая округа Отрара, цветущего торгового города в среднем течении реки, который вместе с Трансоксанией достался Мухаммеду. Этот последний отдал Отрар, на правах ленного владения, предводителю одного турецкого племени канкалиев, жившего к северу от Аральского моря; его звали Инальчик (также Гайр-хан), и он с многочисленными толпами своих соотечественников вступил на службу к хорезмшаху, непрестанно увеличивавшему свое войско. Выбор Мухаммеда был для него роковым. Не менее роковой ошибкой было то, что он сам помог уничтожению царства Кашгара и благодаря этому удалил последнюю препону, отделявшую его от разросшегося царства Чингисхана.

После разгрома найманов в 604 (1207) г. ужасный повелитель монголов был занят почти целое десятилетие покорением Северного Китая на Дальнем Востоке, и если имя этого могущественного полководца и тогда уже прогремело по всей Азии, то никто не ожидал, что он, находившийся далеко на сотни миль, около совершенно противоположной границы своего громадного царства, в самое непродолжительное время внезапно окажется под боком. Да и после присоединения Трансоксании хорезмшах, владевший всеми провинциями от Аральского моря вплоть до Индийского океана и от Гиндукуша до Хамадана и далее и сам повелевавший сотнями тысяч воинов, действительно, по-видимому, имел право надеяться на возможность справиться со всяким врагом. Поэтому, когда Чингисхан в 614 (1217) г. [170]действительно послал одно из своих войск против Гушлуг-хана, Мухаммеду дело показалось совсем несерьезным. Грубый и лукавый найман сумел заслужить ненависть своих подданных, так что монголы, очень умно разыгравшие роль освободителей, со всех сторон находили поддержку. Гушлуг должен был спасаться бегством вместе с преданными ему войсками, но по дороге был схвачен и убит, а царство его было завоевано с первого удара. Толпы его приверженцев спасались от монголов на запад, было очевидно, что они будут пытаться укрыться и за пограничной линией с Хорезмом. Есть данные [171], указывающие на то, что Мухаммед понимал невыгоду иметь на востоке дело с монголами в то самое время, когда он на западе замышлял новые походы против халифа.