Фридрих Мюллер - История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Самым малодушным решением было последнее: именно поэтому, по крайней мере так кажется, шах решился следовать ему. По дороге он получил известие от конного пикета, который он в минуту отъезда на запад поставил для сбора новостей у «Пятиречья» (Пенджаба) [179], одного брода через Оксус, недалеко от Тирмиза, о том, что Бухара [180]взята и сожжена. Мухаммед потерял и последнее самообладание: с удвоенною скоростью продолжал он свой поход, пока не прибыл в Нишапур. Здесь он надеялся иметь время отдохнуть и прийти в себя; но Чингисхан вовсе не думал дать ему вздохнуть. В самом начале осады Самарканда [181], которую он предпринял тотчас после завоевания Бухары, Чингиз послал вслед за хорезмшахом три отряда со строгим приказанием не успокаиваться, пока они его не схватят. Задача их была облегчена тем, что государь этой страны, благодаря своей неспособности к мужественному сопротивлению, поверг ее в состояние полнейшего распада. Храбрость гарнизонов, мужественно защищавших пограничные крепости, мало задержала монголов, а, напротив, погубила самих защитников и навлекла бесконечные бедствия на остальное население. Шах, который еще два года тому назад ослеплял всех блеском своей личности и славой деяний, теперь, походя более на дряхлую старуху, чем на великого государя, говорил по дороге всем и каждому, что всякое сопротивление этим душегубцам напрасно, советовал и даже просил подчиниться неотвратимому, не раздражая пришельцев бесплодными попытками к защите.

Но он не сломил этим энергии турецких гарнизонов, державшихся в некоторых крепостях, которые скоро поняли, что им нет спасения, и поэтому боролись изо всех сил. Но шах произвел рознь между этими единственными защитниками своего шаткого трона и персидскими горожанами, и без того не храбрыми, среди которых во многих местах нашлись несчастные, желавшие спасти свою жалкую жизнь — а может быть, и не спасти ее, по усмотрению монголов, — и входившие в изменнические сношения с ужасными врагами. Монголы надвигались с быстротой молнии, и этому способствовала не столько паника всего населения восточных провинций, которая лишь позднее охватила все мусульманские земли, сколько разъединение боевых сил и недостаток в единстве руководства. Напрасно храбрый сын Мухаммеда, Джелаль ад-Дин, а иногда и тот или другой энергичный эмир старались пробудить в шахе мужество; с 30 тысячами человек, которые находились под начальством Руки ад-Дина в Западной Персии, можно было противостоять приближающимся монгольским толпам, отрезанным от главного войска по ту сторону Оксуса. Но это было напрасно; бежать, только бы спастись от ужасных преследователей, было единственной мыслью государя, превратившегося в невменяемого труса. Дело было кончено; когда поблизости от Казвина отступавшие войска узнали о завоевании Рея и почти полном уничтожении его жителей, давно уже деморализованные эмиры и солдаты рассеялись, большинство отправилось по ту сторону границы, чтобы искать службы у Сельджуков Эрзерума или у Эйюбидов, другие же искали спасения в каспийских и индийских возвышенностях. Сам Мухаммед был счастлив, когда ему удалось ввести в заблуждение неутомимо стремившихся к западу монгольских всадников насчет пути, по которому он теперь шел; подобно зайцу, описывающему крюк, он снова отступил к горам, окаймляющим с юга Каспийское море. В Мазандеране, пограничной морской полосе, ему удалось скрыть свой след и достигнуть наконец небольшого острова в море, который ему описали как наиболее безопасное убежище. Здесь он вместе с сыновьями и приверженцами провел последние дни своей жизни. Ибо теперь пришел конец «тени Аллаха на земле», «второму Александру», как называли его в дни славы: он стал набожен, прилежно молился, постился, слушал чтение Корана — словом, делал все то, что делает человек, требующий от Бога средств к исцелению своих собственных промахов. Но до своей смерти он все-таки сделал нечто разумное: изменил свое завещание, в котором назначал своим преемником младшего сына, Ослага, и передал всю оставшуюся у него власть старшему, Джелаль ад-Дину Мингбурни. Это случилось под впечатлением вести о том, что Туркан-хатун, мать Мухаммеда, после бегства с его женами и младшими детьми из Хорезма, была окружена монголами в небольшой горной крепости Мазандерана и должна была сдаться, ее жизнь и жизнь некоторых других женщин пощадили, но несколько маленьких сыновей шаха пали под ударами меча. Несчастный государь, печальный конец которого почти что примиряет нас с невероятными ошибками конца его царствования, недолго пережил этот удар: 15 зуль-када 617 г. (11 января 1221 г.) он умер на своем острове. Говорят, хотя это маловероятно, — что второпях даже не достали погребальных пелен, которые у мусульман составляют необходимую принадлежность порядочных похорон, и его пришлось похоронить в рубашке, в которой он умер. Вместе с ним скрылся в морском тумане и блеск его дома, зато честь его была спасена, и этим он обязан последнему хорезмшаху — Джелаль ад-Дину (617–628 = 1221–1231).

Остановить завершение бедствия, разразившегося над исламскими землями, было выше сил нового султана. Он обладал в чрезмерной степени тем качеством, которого очень не хватало его отцу в последние годы: личной храбростью, которая всего лучше проявляется в рукопашном бою и не хочет и слышать о договорах или сдачах, чужда государственной проницательности, необходимой для приобретения средств к неустанной борьбе. Его борьба с монголами, продолжавшаяся более десяти лет и проводимая необыкновенно бесстрашно и стойко, не велась по какому-либо плану. Так был упущен последний случай соединить силы хотя бы нескольких провинций для общего отражения варваров, и судьбы Западной Азии должны были свершиться.

Был, правда, момент, когда казалось, что энергичное вмешательство шаха изменит ход событий. От могилы отца он вместе со своими братьями, Ослагом и Ак-шахом, направился Каспийским морем к Хорезму, которого монголы еще не тронули. Принятый здесь не особо сочувственно войсками, которые большей частью состояли из канкалиев, недовольных переменой правителя, он решился отправиться в свою старую провинцию Газну. С тремястами всадниками под началом Тимур-Мелика он счастливо пробился через Хорасан (конец 617 = февраль 1221 г.), Ослаг же и Ак, следовавшие по его стопам, через несколько дней после этого попали в руки врагов и были убиты. Так как через некоторое время та же участь постигла Рукн ад-Дина, спасавшегося то в Кирмане, то в центральных провинциях, Джелаль ад-Дин и Гияс ад-Дин остались единственными членами великой династии. Последний из них прятался в одной из крепостей Мазандерана, а Джелаль ад-Дин благополучно достиг своей цели, Газны, и энергично принялся за составление нового войска из масс канкалиев, халджей и туркменов, находившихся поблизости или стекавшихся с различных сторон.