Иван Смирнов - Восстание Болотникова 1606–1607

Рост барщины означал вместе с тем и рост степени эксплуатации крестьян землевладельцами. В этом отношении предки Евгения Онегина, заменившего, как известно, «ярем барщины старинной» «оброком легким», поступали как раз наоборот, требуя от крестьянина все больше и больше барщинного труда («за всякие монастырские доходы», как говорится в уставной грамоте Троице-Сергиева монастыря 1590 г.) [78].

Процесс роста степени эксплуатации крестьянства в XVI В. очень хорошо можно проследить на материале послушных грамот [79]. Послушная грамота являлась документом, определявшим отношения между землевладельцем и крестьянами, устанавливая права землевладельца-помещика в отношении крестьян и обязанности последних в отношении владельца земли. Рассматривая формуляр послушных грамот XVI в., можно выделить в хронологической последовательности три типа послушных грамот по отличиям их формуляра. В грамотах первого типа, относящихся в своей основной массе к периоду до 60-х годов XVI в., формула, определяющая права помещика в отношении крестьян, имеет следующий вид: «И вы б [крестьяне] к [помещику] приходили и слушали его во всем и доход бы денежный и хлебный и мелкий доход давали по старине, как давали доход наперед сего прежним помещикам». В 60-х годах грамоты этого типа вытесняются новым типом послушных грамот, где формула о крестьянских повинностях имеет уже иную редакцию: «И вы б [крестьяне] [помещика] и его приказчика слушали и пашню его пахали, где себе учинит, и оброк платили». Наконец, в 70-х годах и вплоть до конца XVI в. получает широкое распространение третья редакция послушных грамот, и формула о крестьянских повинностях снова меняется: «И вы б все крестьяне, которые в том селе живут, [помещика] слушали, а пашню пахали и оброк платили, чем вас изоброчит».

Сравнивая между собой три редакции послушных грамот, легко заметить направление, в котором эволюционировали крестьянские повинности в XVI в. В грамотах первого типа, хронологически наиболее ранних, характер крестьянских повинностей определяется двумя моментами: 1) повинности крестьян должны быть «по старине», т. е. должны быть в рамках традиции, обычая; 2) эти повинности крестьян состоят в платеже ими землевладельцу оброка — денежного и натурального. Вопрос о помещичьей пашне и барщине в грамотах этого типа совершенно не затрагивается. Второй тип послушных грамот уже коренным образом отличается от грамот более раннего времени. Гибкая формула: «И вы б, крестьяне, помещика слушали, пашню его пахали и оброк платили» — давала помещику возможность отмены «старины» в определении размеров крестьянских повинностей и означала усиление эксплуатации крестьян. Вторая, не менее важная особенность послушных грамот 60-х годов — это выдвижение в формуле о крестьянских повинностях на первое место барщины и оттеснение на второй план оброка. Эта черта послушных грамот с исключительной яркостью отразила в себе отмеченный выше процесс роста в XVI в. помещичьей, барской пашни и вместе с тем увеличения удельного веса барщины в общей массе крестьянских повинностей. Третий тип послушных грамот отражает еще дальнейшую стадию в развитии крестьянских повинностей. Если исчезновение в грамотах 60-х годов формулы о «старине» создавало для помещика возможность увеличить крестьянские повинности, то послушные грамоты 70-х и позднейших годов уже прямо формулируют право помещика устанавливать размеры крестьянских повинностей по собственному усмотрению («чем вас помещик изоброчит»), т. е. устраняют всякие моменты регламентации в сфере эксплуатации крестьян землевладельцами.

Процессы в области взаимоотношений между феодалами-земле-владельцами и крестьянами, развивавшиеся в XVI в., нашли свое юридическое выражение и закрепление в законодательстве по вопросу о крестьянах. Государственная власть, выражая в своей политике интересы господствующего класса феодалов, активно вмешивалась в сферу социальных отношений и законодательством по крестьянскому вопросу создавала юридическую базу для притязаний феодалов на землю и труд крестьянина.

Уже Судебник 1497 г. законодательным ограничением права крестьянского перехода и возведением Юрьева дня, как единственного легального срока для ухода крестьянина от землевладельца, в общегосударственную норму, равно как и установлением принципа обязательного платежа крестьянином «пожилого» при уходе его от старого землевладельца, создал юридические предпосылки для усиления крепостной зависимости крестьянства и роста эксплуатации крестьянина землевладельцами. Судебник 1550 г. воспроизвел крестьянские статьи Судебника 1497 г., подтвердив тем самым незыблемость норм, определявших взаимоотношения крестьянина и землевладельца.

Судебники 1497 и 1550 гг., ограничив право крестьянского перехода и затруднив для крестьянина реализацию этого права, явились, таким образом, важнейшим этапом в развитии крепостной зависимости крестьянства. Но даже и в том урезанном виде, какой право крестьянских переходов приобрело после издания Судебников, это право было объектом постоянной и острой борьбы со стороны землевладельцев, стремившихся к полному его уничтожению и открыто нарушавших его в тех случаях, когда крестьянин пытался реализовать это право.

Очень яркую картинку, рисующую реальную обстановку, в какой осуществлялись крестьянские переходы, мы находим в одном из «Слов» Максима Грека. Крестьяне «во скудости и нищете всегда пребывают, ниже ржаного хлеба чиста ядуще, многажды же и без соли от последний нищеты». Но если кто-нибудь из крестьян «изнемог тягостию налагаемых им беспрестани от нас трудов же и деланий, восхощет инде негде переселитися , не отпущаем его, увы, аще не положит уставленный оброк, о нем же толика лета жил есть в нашем селе» [80].

Трудно точно определить, что имеет в виду Максим Грек под термином «уставленный оброк»: пожилое или еще какие-либо платежи крестьянина землевладельцу. Судя по тому, что оброк назван. «уставленным», т. е. установленным законом, а также по тому, что для обозначения ссуд, даваемых землевладельцами крестьянам, Максим Грек употребляет особый термин — «заемное серебро» [81], — вероятнее всего, «уставленный оброк» — это именно пожилое. Но интерес свидетельства Максима Грека не столько в характеристике механизма осуществления крестьянского перехода, сколько в том, что здесь с исключительной рельефностью обрисованы позиции борющихся сторон в вопросе о крестьянских переходах: для крестьянина переход — средство освободиться от непосильных повинностей, которыми его отягощают землевладельцы (именно: от барщины — «трудов и деланий»); землевладельцы же стремятся удержать крестьянина у себя, используя в качестве средства недопущения крестьянского перехода предоставленное им Судебником право требовать от крестьянина предварительно рассчитаться с землевладельцем.