Андрей Дворниченко - Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.)

Возникшие княжения были тесно связаны с интересами местных волостных общин и долгое время оставались в орбите влияния смоленского князя. В документах смоленский князь именуется великим, ставится выше, скажем, тверского и брянского, в «имени» его могут быть другие князья, так же как и в «имени» Ольгерда. [485] В другом документе: «в имени» смоленского князя стоит князь Федор Романович, князь Михаило Иванович Вяземьский. [486] Очевидно, эти князья могли входить в думу великого князя смоленского. Князь мог быть и наместником великого князя, как это было с Андреем Михайловичем. [487] В целом власть великого князя смоленского была очень велика, и литовское правительство, конечно же, не могло мириться с нею. Но надо еще и еще раз подчеркнуть, что до самого падения власти смоленских князей она была ограничена волеизъявлением народа — массами городского и сельского люда. [488]

Какова же была судьба князей и княжеской власти в XV в.? В этом отношении большой интерес представляет для нас история Мстиславского княжества, в судьбах которого «воспроизводятся все главные явления, характеризующие вообще удельный быт литовских областей старого времени». [489] В этом городе, отторгнутом от Смоленска в результате волостного дробления, постепенно прививалась литовская княжеская власть. Во время осады Мстиставля застаем здесь Коригайло Ольгердовича, который и стал, видимо, первым Мстиславским князем (этот князь погиб в борьбе с рыцарями). С 1392 г. здесь княжил Лингвень-Семен. [490] Именно с него здесь и начинается наследственная власть. Семену-Лингвеню присущи те же черты, что и всем ранним литовским князьям. Он принимал активное участие в политической жизни. Новгородская летопись сообщает о том, что «прииха в Новгород князь Симеон Олгордовиць на Успенье святыя богородици и прияли его новгородци в честь». [491] В качестве новгородского князя он присягает на верность Ягайле, который его «поставил» «опекалником мужем и людем Великого Новгорода». [492] После смерти Семена княжеский стол в Мстиславле перешел к его сыну Юрию. В 30-х годах княжение это было отнято у Мстиславских князей за то, что Юрий выступал на стороне Свидригайло. (Сигизмунд не мог ему этого простить.) Однако в 1442 г. волею Казимира Юрий вернулся в Мстиславль. Через два года, впрочем, его опять лишили стола (как участника заговора Михаила Сигизмундовича). В 1446 г. здесь получил кормление выходец из Северо-Восточной Руси Василий Ярославич Боровский. В 1448 г. Юрий вновь стал князем. Под этим годом он упомянут на сейме в Люблине в качестве посла от Литвы. [493]

От времен Семена и его сына сохранился целый комплекс грамот, которые позволяют рассмотреть внутреннюю структуру Мстиславской земли. Из грамоты Юрия, которая оказывается «ободной», т. е. подтверждает прежние пожалования, узнаем, что уже Семен-Лигвень поставил церковь во имя св. Онофрия и устроил общежительный монастырь и «подавал люди к тому монастырю с пашнями и сеножатями, данников с данью медовой». Грамота Семена носила несудимый характер: «…и тых людей монастырских нашим наместником и всим нашим заказником не судить, а ни рядить, ни детских не посылать». [494] В этой и во многих других грамотах, а по Мстиславскому княжеству до нас дошел значительный комплекс грамот, содержатся сведения о социальном организме, который значительно отличался от того, что мы видели прежде. В центре этого социального организма князь, который собирал дань с населения княжества и распоряжался ею, осуществлял и некоторые другие государственные прерогативы (в этом ему помогал соответствующий аппарат).

В одной из грамот князь Юрий облагодетельствовал пожалованиями некоего боярина Василия Толкачева, который получил в основном из двора Холхла земли и людей. Эти люди должны служить боярину так же, как служили князю, и дань давать «по тому ж, как нам давали». [495] Грамота совершенно определенно описывает то, чем мстиславский князь владел в своей земле — дворами и служилым людом.

После смерти Юрия мстиславский стол перешел к его сыну Ивану Юрьевичу. В правление Юрия и особенно Ивана формируется представление о Мстиславском княжестве как об удельном. Не случайно после смерти Ивана в 1489 г. Княжество переходит к наследникам по женской линии — жене, умершей

около 1495 г., а затем дочерям. Для понимании статуса княжества в этот период представляет интерес привилей Александра, адресованный дочерям последнего князя из рода Лингвеня. Оказывается, и Юрию и Ивану вне их родового гнезда придавались «имения и люди», которые господарь и забрал «к своей воле». Удел же теперь давался княжнам до той поры, когда «даст бог облюбенцев, княжат, которые будут ровны им». [496] Таким «облюбенцем» для одной из княжен стал князь Михаил Заславский, которому был дан привилей, подтвержденный Сигизмундом в 1507 г.

От начала XVI в. имеется довольно значительное число грамот Михаила с торжественной интитуляцией: «Божьей милостью мы…». Нельзя, однако, не видеть тех изменений, которые происходили со статусом Мстиславского князя. Не случайно, мы встречаем и такую интитуляцию: «Божьею милостью и здоровьем господаря нашего великого короля Жикгимонта…». [497] Не случайно князь дает своей супруге «против вена и венованья» не части княжества Мстиславского, а свои «выслуги» в Кревском повете. [498] Великий князь литовский все больше распространял свою власть на княжество. Тем не менее он «порадив с бояры» дает по-прежнему пожалования: «И тым людем… никоторые службы нашое… не служити, ни посощиш и подимщины и талици тыи люди не давати». [499]

В 1514 г. со своей отчиной Михаил подался в Москву, но затем вернулся. [500] Литовское правительство посчитало его не виноватым в том, что он служил Москве. «Бояре его и люди Мстиславские ему ко обороне помочни быти не хотели». По этой причине никакой «мерзячьки» литовский князь ему делать не стал. «Пусть служит, как и перед тем служил». [501] Однако наступление великокняжеского уряда, судя по всему, продолжалось. С этим, видимо, был связан отъезд Федора Михайловича в Москву, где он обязался верой и правдой служить московскому князю и его детям. На какое-то время отчина была преобразована в староство, а в 1527 г. ее Михаил получил. Но на каких правах?! «Дал… — заявляет великий князь литовский, — замки Мстиславль и Радомль, с дворы и бояры и их именьи, и с селы тых замков и со всеми люди данные и тяглые, дали есмо от нас ему в держание, до его живота». [502] Как совершенно верно подметил еще Ф.И. Леонтович, остался лишь титул князя без прежнего владетельного характера, т. е. «удельный князь превратился в простого державца-урядника господарского». [503] Однако злоключения Михаила на этом не закончились. Ряд грамот конца 20-х годов обращен уже к наместнику Яну Ильиничу, сыну брестского старосты. А что же Михаил? Ему предоставлена половина даней Мстиславских на каждый год. [504] Все прежние пожалования Мстиславских князей Онуфриевскому монастырю, начиная с Семена-Лингвеня, господарь подтвердил. [505]