Андрей Дворниченко - Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.)

Несмотря на растущую дифференциацию городской общины, жизнедеятельность ее продолжалась в прежних формах, также на вече решались общие проблемы, отправляли послов в иные земли, совместно наблюдали за городской «скринькой». Но подспудно идет борьба, которая, лишь достигнув критической точки, вырвалась на поверхность. Еще в 1478 г. «послали полоцкие бояре и мещане и все поспольство Полоцкое место, свои послы полоцкие». [1121] А уже в 1486 г. «жаловали нам (великому князю. — А. Д.) мещане и дворяне, и чорные люди и все поспольство на бояр полоцких о том деле, што ж деи коли пожадаем помочи с места Полоцкого для потребизны земское и бояре деи нам в том вельми мало помагают». [1122] Споры теперь возникали и вокруг городской казны. Вот почему княжеская грамота предписывает контролировать казну представителям от бояр и других групп населения. Обыденными теперь стали раздельные вечевые собрания. Грамота приказывает: «Сымались бы вси посполу на том месте, где перед тым сымались здавна. А без бояр мещаном и дворяном городским и черни соимов не надобе чинить…» [1123] Гнев городской общины вызывало и то, что в городе появлялись боярские «закладни». По этой причине грамота предписывала: «…владыце и бояром закладнев за собою в месте полоцком не надобе мети…» [1124] Характерен и документ 1492 г.: «Полочапе взяли лист присяжный от всего места: з дворан был Тулубек и т. д., а з мещан Киприна и т. д., инъшие с попольства… А если бы не от въсего места лист възяли, то под виною». [1125] Как видим, здесь уже в понятие «всего места» не включаются бояре.

Княжеская власть, действуя в общегосударственных интересах, пыталась остановить «расползание» городской общины, но сделать это было уже невозможно. Тогда предпринимается следующий шаг. Им стала грамота на магдебургское право. Перенос на русскую почву иноземных правовых обычаев оказался болезненным и длительным. Впрочем, и грамота на магдебургское право не могла положить конец конфликтам в городе. Решить конфликтные проблемы должна была новая уставная грамота. Судя по ней, конфликт разгорелся в области внешней политики. Если раньше дела, связанные с внешней политикой, решались всей городской общиной, то теперь пришлось специально устанавливать порядок решения дел: «А коли отколе послы приедут о обидных делех… наместнику нашему полоцкому старшими бояры полоцкими призвавши к себе воита и старших мещан… решать эти дела». [1126] Борьба шла и вокруг земли. «…Што ся тычет права земляного, кому бы до кого дело о земли… тыи суды мает судити наместник наш полоцкии с старшими бояры полоцкими подлуг давнего обычая». [1127] М.Ф. Владимирский-Буданов подметил, что «подлуг давного обычая» судить надо было отнюдь не с одними боярами. [1128] Предметом разногласий теперь стала и торговля. Яблоком раздора были и зависимые люди: «…жаловали бояре полоцкие на войта и на мещан, што ж холопы их невольная и робы и иные люди, в пенязех будучи втекають до войта и до мещан». [1129] О спорах бояр с мещанами идет речь и в документах 1502 и 1510 гг.

Показателем кризиса полоцкого общества стал конфликт и по поводу церковных земель. Это были уже известные нам земли святой Софии — государственный общинный фонд Полоцка. Спор возник между архиепископом Лукой, с одной стороны, и крылошанами церкви св. Софии из-за сел Дольцы, Весничане, Путилковляне — с другой. Так как дело происходило уже после принятия магдебургского права, то «крылошанами» были войт, бурмистры и радцы. Они и отняли у владыки эти села, причем ссылались на волю князя Скиргайло, который передал их крылошанам. Владыка не смог представить никаких доказательств. По предположению А.Л. Хорошкевич, их у него и не было, так как, даже тщательно храня свой архив, он не смог извлечь из него ни одной грамоты на эти села. [1130]

Спор продолжался и в последующие годы. Первоначально перевес был на стороне горожан, которым князь Александр подтвердил все три сельца особой грамотой, данной боярину Глебу Остафьевичу, лентвойтам, бурмистрам и радцам. Полоцким властям вменялось в обязанность защищать население этих сел от архиепископа. [1131] Эта победа горожан была связана, скорее всего, с характером политики князя Александра в церковном вопросе. [1132]

Архиепископа поддержал наместник полоцкий Юрий Пацевич, который после проведенного расследования установил, что села были подсудны архиепископу и «на пригон на владычен двор хоживали за первых владык полоцких». Люди были переданы архиепископу Луке. [1133]

Вскоре спор получил продолжение. Наместник Станислав Глебович подал грамоту по делу церковных людей долчан с судиловцами, которые принадлежали великому князю, о подводной повинности. В этой «правой» по форме грамоте было указано, «што ж то з веков люди владычны». В пользу архиепископа свидетельствовал и боярин Сенько Епимах. Владыка же, сообщая, что эти люди «з веков владычны», отмечал, что они «крылошаном Святое Софеи только дань даивали, а владыце особныю дань дають». Прямо-таки «на воре шапка горит». Архиепископ сам признал факт зависимости спорных людей от клирошан. Но, сославшись на грамоту Олехны Судимонтовича и свидетельство Сеньки Епимаха, великий князь передал эти три села владыке. Судя по Полоцкой ревизии 1552 г., эти села и в середине XVI в. оставались в составе архиепископских владений. А.Л. Хорошкевич пишет, что «своей победой… архиепископ обязан временным поворотом в политике Александра по отношению к православной церкви, поворотом, обусловленным войной 1500–1503 гг.». [1134] Думаем, что тут надо видеть не только конкретный поворот во внешней политике великого князя, но и кардинальный поворот в делах внутренних, которые отныне окрашены в яркие землевладельческие тона.

Наконец, в источниках появляются и такие аспекты социальной борьбы, которые в наибольшей степени содержат в себе зерна борьбы классовой. Это борьба крестьян с теми крупными землевладельцами, в руки которых они попадали. Об одном из таких случаев рассказывает судная грамота великого князя Александра по делу о неповиновении вдове и сыновьям Андрея Селявы их людей — «сельчан». Люди обращаются к великому князю с жалобой на то, что вдова и сыновья боярина «держат нас за собою без данины отца твоего милости, а мы люди твоее милости господарские…». [1135] Такую же картину наблюдаем в Дубровенском пути Смоленской земли, где в конце XV в. интенсивно раздавались великокняжеские земли в руки частных владельцев. Об этом повествует, например, «вырок» великого князя Александра по делу Сеньки Тереховича, писаря Миколая Радивила. Спор этот возник с его подданными золотовлянами, Они пытались доказать господарю, что Сенька выпросил их у господаря «за мало». Их же в действительности было 70 «подымей». [1136] К великому князю обратились и жители села Горок в Полоцкой земле, которые обвинили вдову Глеба Остафьевича и ее детей в том, что они «тых люден без Данины и без листов, за себя забрали и грабежи великие им поделали». Великий князь присудил их пани Глебовой. [1137] Свиляне в конце XV в. отказались служить своим прежним господам — боярам Радковичам. [1138] «Люди наши» — «ужичане» в Смоленской земле жалуются, что их волость Ужицу забрали бояре. [1139] Количество этих примеров можно увеличить, однако размах такой борьбы — дело будущего, времени дальнейшего закрепощения крестьянства.