Николай Горелов - Книга странствий

Когда кто-нибудь из них заболеет, выставляют копье и обвивают его черным войлоком; и с тех пор никто чужой не смеет вступить в пределы его ставки. Когда же он умрет, то, ежели он был из простых, его хоронят тайно в поле с его же ставкой, сидящим посреди нее, и перед ним ставят стол, и корыто, полное мяса, и чашу с кобыльим молоком. Также вместе с ним хоронят кобылу с жеребенком и коня с седлом и уздечкой; а другого коня съедают и, набив его кожу соломой, ставят повыше на двух или четырех деревяшках, и все это делают для мертвого, чтобы у него были ставка и кобылица в ином мире, дабы он мог получать от кобылицы молоко, и разводить коней, и скакать на них, куда хочет. А кости коня, съеденного по душу его, сжигают. Также женщины собираются на сожжение костей за упокой душ мертвецов. Если же умерший татарин оказывается богатым и знатным, то его хоронят в роскошнейшем одеянии и в удалении от всех в тайном месте, дабы его одеяние не украли. И друзья его съедают коня, начиная с головы и до хвоста, и вырезают ремень небольшой ширины от холки и по всей длине [конского трупа], а затем, сняв всю шкуру, наполняют ее мякиной в память об умершем, используя копье в качестве конской спинной хребтины, и наконец подвешивают ее, расправив на двух рогатинах. Мясо же конское съедают после, как было сказано, за помин его души и устраивают по умершему плач в течение тридцати, а иногда и более, но бывает, что и менее, дней. Знатные же бароны, как было сказано, еще перед смертью выбирают себе одного из своих рабов, которого помечают неким своим знаком, а когда они умирают, то раба живьем укладывают с ним в могилу. У других, куда более жестоких татар, среди которых встречаются и христиане, заведено, что когда сын увидит, что его отец стал старым и голова у того отяжелела, то дает ему в пищу некие жиры, вроде бараньих хвостов и им подобного, которые столь жестки, что ими легко можно подавиться. Когда же старик от этого умирает, тело его сжигают, а прах собирают и хранят, словно сокровище, а затем ежедневно, когда садятся есть, посыпают этим пеплом свою пищу.

Итак, после того как царь Давид и все его приближенные погибли, как было уже сказано, от рук татар, Чингис-хан и прочие татары, сверх меры радуясь удаче их позорных предприятий, загорелись столь чрезмерным безумием, что, подстрекаемые в душе дьяволом, решили, что, захватив землю своего господина, точно так же постепенно смогут подчинить своей власти весь мир. И, воодушевленные весьма успешной с Божьего соизволения победой над Индией и запятнав себя избиением царя Давида и его народа, они удержали и приняли к себе на службу крепких юношей и воинственных мужей, [с помощью которых] стали нападать, атаковать и завоевывать лежащие вокруг страны, а затем и полностью подчинять их своей власти. Таким образом они, бывшие ранее бедняками и данниками, захватили землю царя Индии и, имея на то соизволение Божьего правосудия и запятнав себя избиением множества людей, они обогатились золотом, серебром и многочисленными стадами, над всеми возвышенностями восточных народов распространили свое владычество. И поэтому, никому не подчиняясь, они распространились из Татарии почти до захода солнца и от захода солнца вплоть до Средиземного моря и подчинили своей власти бесчисленные царства. Во всех же землях, которые они опустошают, немедленно начинается невероятный голод, и примеры этого будут приведены ниже. Многие земли находятся у них в подчинении, некоторые же мужественно сопротивляются им, а именно Великая Индия, и некая большая часть аланов, и некая большая часть китаев, и народ саксов — некогда татары осадили их город, но не смогли его взять. И действительно, татары с опаской относятся к тем, кто пытается им противостоять, и никогда не нападают на людей, стоящих твердо и храбро, себя защищающих, но татарская доблесть направлена на обращающихся в бегство. Итак, более всех народов они боятся франков — ведь этим именем они и прочие, живущие за морем, называют всех христиан. Так что, когда братья-проповедники, которых Папа послал к ним, прибыли в их войско, сами татары весьма испугались, и по войску пошли разговоры о том, что франки наступают, и они уже прошли по пути братьев [расстояние] до середины Турции. И вообще, всюду, где только власть имеют, татары пытаются удержать франков за плату или солдатское жалованье. И ведь несомненно, что сарацины, и георгианы, и армяне, и прочие народы, платящие им дань, весьма ненавидят татар, ибо вышеупомянутые братья сами же сообщают о том, как те отягощены бедствиями и несчастьями.

Итак, после победы над индами, о чем было сказано выше, высоко подняв голову и предвкушая покорение всего мира, они отправили первых послов к хорезмийцам, поскольку те были их соседями, надменно потребовав подчинения и того, чтобы их войску смиренно вышли навстречу, дабы возложить на них вечное рабство и дань. Хорезмийцы столь возмутились, услышав подобный приказ, что казнили вышеупомянутых послов. Татары, возмущенные и разгневанные сверх меры этим убийством, собрали огромное число своих воинов и тех, кто с ними по доброй воле или нехотя был связан, вторглись в земли хорезмийцев и всякого, кого только ни находили, уничтожали мечом своим, а прочих, превратив в изгнанников, заставили искать убежища далеко за пределами их страны. Итак, хорезмийцы, спасаясь от преследования, бежали [прочь] и заполонили пределы Персии, и в Тифлисе, великом городе Грузии, перебили семь тысяч человек. Затем, когда татары заняли и эти страны, хорезмийцы вновь обратились в бегство и укрылись в землях султана Турции. А затем, призванные и нанятые султаном Вавилонии, государем Египта, достигли Иерусалимского королевства, и разбили христиан под Газой, и с соизволения Божьего огромное число франков уничтожили, и разрушили Гроб Господень, а также внутри и снаружи перебили большое число христиан, и произошло это в 1244 году от Рождества Христова. Эти же хорезмийцы, после того как с соизволения Божьего совершили подобное деяние и нечестивость, были наконец самим Господом рассеяны по разным местам и уже почти все обратились в ничто.

В вышеупомянутом году, то есть в 1221-м от Рождества Христова, татары вторглись в Георгию и занялись ее опустошением. Некий знатный георгианский барон Георгий вместе с женой и сыном перед лицом наступления татар бежал в Каспийские горы, чтобы обрести там спасение. Но на дороге засели три знатных татарина, объединившихся для того, чтобы хватать и грабить. И когда они рыскали по тем местам, выведывая, можно ли кого-нибудь найти, один из этих воинов заметил следы на дороге и, следуя по пятам, захватил барона с женой и сыном и их скарб. Всех вместе доставил, в соответствии с уговором, к своим сотоварищам. А там уже договорились о том, как разделить меж собою имущество и людей: один взял барона, второй — сына, третий — золото, а жену оставили в общем пользовании. Но тот, кому достался сын, был недоволен и сказал: «Неужели этот мальчик, ведь он что щенок малый, вся моя доля: мне же его еще и растить придется? Маловато будет!» Тогда они договорились по-другому: отца и сына убить, золото разделить на всех поровну, а женщину оставить в общем пользовании, что и было сделано. А эта женщина, после того как на ее глазах убили супруга и сына, стала затем монахиней и вела монашеский образ жизни. Также эти татары в ознаменование победы и радости назначают число убиенных, а еще для устрашения из оставшихся людей выбирают одного, будто тысячника, и в каком-нибудь высоком и издалека заметном месте вешают головою вниз, а ногами вверх. И разорив Тифлис, город в Георгии, они для удостоверения своих зверств развесили семь человек таким образом, то есть ногами вверх, головами вниз, в семи различных, издалека заметных местах. Но ведь и до прихода татар в этом городе было перебито хорезмийцами, как сказано выше, семь тысяч человек. И после того как случилось это избиение, начался там великий голод.