Борис Рамм - Папство и Русь в X–XV веках

Расширение Литовского государства и усиление великокняжеской власти в Литве было связано и с тем, что в росте могущества Литвы местные феодалы рассчитывали найти опору для борьбы с татарами, а еще больше — с немецкими рыцарями, не перестававшими угрожать своими захватническими действиями. Орден не был уже способен к ведению больших войн на востоке, к совершению дальних походов, но он не прекращал постоянных нападений, частичных захватов отдельных городов или земель, особенно близлежащих. Эти набеги повторялись все чаще.

В 1309 г. резиденция великого магистра Тевтонского ордена была из Венеции перенесена в Мариенбург, в устье Вислы, и это послужило как бы сигналом к новой активизации наступательных действий ордена против Польши — в Поморье и против Литвы. Орден укрепил свои позиции в Прибалтике на территории от Вислы до Наровы, отрезав от моря Польшу, Литву и русские земли. Заодно орден добивался также захвата датских владений в северной части Эстонии с Ревельским замком, из-за чего еще в XIII в. шла долгая и упорная борьба.

Немецкая агрессия становилась все более угрожающей для Литвы, и в 20-х годах XIV в. князь Гедимин в поисках заступничества и помощи против дерзких нападений ордена решил обратиться к папе римскому.

Папская политика в эту пору находилась под сильным влиянием французских королей, мало интересовавшихся планами восточной феодально-католической экспансии. С другой стороны, усиление Тевтонского ордена и его ответвления — Ливонского ордена в Прибалтике — ставило, как мы видели, в очень стесненное положение рижское архиепископство, которое в папской курии продолжали рассматривать как миссионерский центр на северо-востоке Европы и базу для дальнейшего проникновения католической церкви на восток. С Ригой поддерживалась оживленная связь, и курия пыталась сохранить за собой руководство действиями «миссионеров» в Прибалтике.

В этой связи следует понять обращение папы Иоанна XXII (1316–1334 гг.) вскоре по вступлении его на папский престол, к литовскому князю Гедимину (3 февраля 1317 г.). Пространное послание исполнено богословско-схоластических рассуждений об «истинности» догматов римско-католической церкви. Здесь нет ни исторических ссылок, ни политических посул, лишь в заключении этого религиозно-поучительного наставления говорится о смысле всего писания в таких словах: «…если ухо твое ты склонишь к просьбам и увещаниям нашим и благочестиво обратишься к богу, сердце наше многажды возрадуется в господе» и «ты найдешь отверстыми врата милостей апостолического престола для возвеличения чести твоей». Напыщенными речами папа пытался воздействовать на князя и туманными обещаниями побудить его к подчинению римскому престолу. [486]Такое отвлеченно-схоластическое послание вряд ли могло вызвать при дворе литовского князя живой интерес, и неудивительно, что оно осталось без ответа.

Тем же днем датировано другое папское послание, обращенное к «русским князьям» ( Ducibus Ruthenorum ). По-видимому, имелись в виду мелкие князья на Украине, которых папа призывал «вступить в единение с римско-католической церковью». [487]

Очевидно, что с самого начала понтификата Иоанна XXII в курии снова пробудился интерес к «русскому вопросу». Вышедший из среды кагорских ростовщиков и спекулянтов, Иоанн XXII известен необычайной изобретательностью, с которой он взялся за налаживание финансовых дел папства, понесшего в начале XIV в. в ряде западноевропейских стран значительные потери. В стремлении компенсировать эти потери Иоанн XXII и обратил внимание на Русь, являвшуюся не только обширной страной с многочисленным населением, но и ближайшим соседом католических западноевропейских государств.

Между тем положение в Ливонии становилось все напряженнее. Самочинству рыцарей, грабивших горожан или совершавших свои «рейзы» (набеги) на земли, подвластные литовскому князю, не было конца. Само собой получалось, что рижане объединялись с литовцами в постоянной борьбе, которую и тем и другим приходилось вести против ордена.

Третьей стороной, самым ходом событий включавшейся в борьбу против рыцарей как общего врага, были русские, жившие вне литовских владений, прежде всего новгородцы и псковичи. Основой, скреплявшей их общий фронт, были экономические связи — прочные и давние, приобретшие характер постоянных, взаимовыгодных экономических сношений. [488]Бесчинства рыцарей наносили серьезный вред этим экономическим интересам, и поэтому рыцари возбуждали против себя ненависть и местного населения, и его ближайших соседей, а также рижского духовенства, заинтересованного в этих торговых сношениях. [489]

Общими силами литовцы и русские, поддерживаемые местным населением в Прибалтике, не раз наносили рыцарям чувствительные ответные удары. Тяжелые потери понесли немцы весной 1322 г., когда пытались организовать очередную «рейзу» в земли литовцев. Рыцари забили тревогу, и папа Иоанн XXII вынужден был для пополнения поредевших рядов «защитников веры» объявить проповедь «крестового похода» для поддержания «верных» в Пруссии и Ливонии. Проповедь поручалась ордену доминиканцев, о чем курия изготовила специальную буллу. [490]Крестоносцы во главе с мелкими немецкими и польскими князьями, общим числом, как утверждает летописец, 20 тысяч человек, обрушились на земли жмуди. Описывая грабеж, разрушения и массовую резню, которые учинили рыцари, летописец ордена сообщает, что «не были пощажены даже неразумные мальчики». [491]

Развернувшаяся в странах Западной Европы, в особенности в Германии, Чехии и Польше, проповедь «крестового похода», особые «милости», которые церковь предоставляла отправляющимся с этой целью в Ливонию, создавали для литовцев опасное положение и заставляли Гедимина искать из него выхода, по крайней мере возможности получить передышку. Гедимин решил обратиться к папе, чтобы добиться его поддержки против ордена. [492]Многое подталкивало его к этому решению: давление, которое на протяжении ряда лет пытался оказывать на него рижский архиепископ, папское послание от 3 февраля 1317 г., проповедь нищенствующих монахов, которых он допустил в свои земли, где они развернули активную деятельность, добившись даже положения советников короля, но прежде всего — здравый государственный ум, позволивший ему понять трудное положение папской власти в Прибалтике в связи с разгоревшейся борьбой папы с императором. Все эти стимулы способствовали формированию плана крупного дипломатического маневра, который Гедимин начал своим письмом 25 января 1323 г., адресованном из Вильны папе римскому в Авиньон. [493]

Письмо представляет собой пространную жалобу на орден с перечислением беззаконий, совершенных рыцарями за последнее время. Этими насилиями, которыми рыцари возбудили против себя ненависть мирного населения, Гедимин объясняет то, что князья литовские отступили от христианства, в свое время принятого Миндовгом и начавшего распространяться в стране: «…жестокие оскорбления и постоянное вероломство рыцарей немецкого ордена заставили и его отступить от христианства и нас принуждают до сих пор оставаться в заблуждениях, унаследованных от предков». Далее Гедимин приводит ряд фактов бесчинства рыцарей: «…разоряя и превращая в пустыню земли моих подданных, они говорят, что это делается для защиты христианства», писал он. Князь особо подчеркивал свою веротерпимость и полную свободу христианской проповеди, какой пользуются в его землях монахи нищенствующих орденов: «Если я веду войны против христиан, то не для того, чтобы разрушить католическую веру, а лишь ради своей собственной защиты, отражая обиду и насилие, как это делают все христианские короли и князья». После картинного описания бедствий, причиняемых орденом, и уверений в проявленной им до сих пор полной лояльности к католичеству, князь просит папу обратить внимание «на наше печальное положение» и заявляет: «…мы готовы вам во всем повиноваться, подобно всем прочим христианским государям, мы готовы принять католическую веру, если только мы ничем не будем при этом обязаны вышеуказанным палачам, т. е. вышеуказанным Магистру и рыцарям». В заключительной части письма Гедимин заявляет, что он «избирает папу в качестве отца себе, своим детям и потомкам» и просит «прислать к нему своего легата». [494]Письмо Гедимина рисовало перед римскими политиками реальные перспективы неожиданных значительных приобретений.