Михаил Майзульс - Мышеловка святого Иосифа. Как средневековый образ говорит со зрителем

Круг сюжетов, которые вырезали на мизерикордах: реальные и воображаемые звери, гримасничающие человеческие лица и агрессивные морды демонов, комичные сценки из басен и иллюстрации поговорок, — был очень близок к репертуару книжных маргиналий [84] Alexandre-Bidon 2001. . К этому времени в Нидерландах шут, высиживающий яйца, превратился в один из главных символов человеческой глупости. Эта тема обыгрывалась в многочисленных поговорках вроде «Не сажайте дурака на яйца» (« Men mag geen nar op eieren zetten »), поскольку он наплодит точно таких же дурней — безумие множит безумие. Сюжеты, связывавшие глупость с яйцами, строились на игре слов: фламандское слово door («дурак») было созвучно dooier («желток»). Потому на известном рисунке Питера Брейгеля Старшего и многочисленных изображениях, которые его копировали, шут, сидя на колоссальном яйце, залпом осушает стакан, а из дыры в скорлупе выглядывает другой шут (= желток), который готов оттуда вылупиться [85] Bax 1979. P. 32, 192–194. [81]. Кроме того, яйца ассоциировались с карнавалом и вообще с праздничным загулом. Потому развеселых пирующих порой изображали внутри огромного яйца-таверны [86] Даркевич 1988. C. 178. [82]. Наконец, куриные яйца, конечно, напоминали о мужских яичках, запретном (внебрачном) сексе, деторождении и плодородии. И шуткам на эту тему не было конца [87] Stewart 2016. P. 18–24, 192. См. также: Даркевич 1988. С. 103. . На гравюре Корнелиса Массейса женщина ловит своего муженька на измене — он кладет яйцо в подол другой женщины, а та в это время выхватывает у него корзину с яйцами [83].

А на другой его гравюре двое крестьян — под насмешливым взором шута — беззаботно милуются в таверне с распутными девками, пока две другие обчищают их карманы и опорожняют корзину с яйцами, которую они, видимо, несли на рынок. На задней стене висит небольшое изображение, на котором мы видим мужчину, высиживающего яйца посреди двора, где гуляют куры. Вся сцена предупреждает мужчин, что от продажных и пронырливых женщин только и жди беды, а заодно высмеивает мужей-подкаблучников — петухов, которые сидят на яйцах вместо кур [88] Silver 2006. P. 108, 273 (n. 21). [84]. В Часослове из Гента яйца в корзине высиживает монах. Так что, возможно, перед нами какая-то шутка по поводу сомнительных нравов духовенства? Ведь монах, который должен хранить целомудрие, но плодит потомство — это не просто абсурд, в котором создатели маргиналий знали толк, а зримое воплощение лицемерия. В первой половине XVII в. неизвестный протестантский мастер изобразил злую сатиру на католический клир.

Слева в темноте жирный краснолицый монах ласкает за грудь монахиню. Оба сидят в корзине, заполненной сеном, а под ними из яиц вылупляются младенцы — плод запретной любви. Справа из-за занавески за ними подглядывает папа римский в высокой тройной тиаре, а под стулом сидит дьявольский черный кот в епископской митре [85]. Возможно, что протестантский художник в своей критике «папистов» отталкивался от сюжета, который за три столетия до того украшал поля католического Часослова. В XIV в. вряд ли кому-то пришло бы в голову видеть в монахе, высиживающем яйца, атаку на всю церковную иерархию и само «тело» Церкви. Однако в эпоху Реформации и Контрреформации такие шутки над нравами духовенства приобрели идеологическое измерение и превратились в инструмент религиозного противостояния. В середине 1580-х гг. в протестантских Нидерландах вышла антипапская гравюра Питера ван дер Хейдена, который расставил своих персонажей точно так же, как на картине Тициана «Диана и Каллисто» (1556–1559). На ней английская королева Елизавета I, изображенная в облике девственной богини Дианы, осуждает папу Григория XIII. Тот лежит перед ней в той же позе, что у Тициана нимфа Каллисто, наказанная за то, что забеременела от Юпитера.

Под понтификом нарисована груда яиц, из которых вылупляются монструозные создания, олицетворяющие преступления «папистов»: резню, устроенную в Варфоломеевскую ночь (1572), убийство Вильгельма Оранского (1584), преследования Инквизиции и т. д. Подпись к гравюре отождествляет андрогинного (мужское лицо на женском торсе) папу-«наседку» с Антихристом. Добродетельная королева-девственница противопоставляется римскому понтифику с его демоническим «потомством» [89] Montrose 1999. P. 122–126, Fig. 3. .

В любой работе, где упоминаются средневековые «высиживатели» яиц, встретится ссылка на небольшую статью, которую в 1960 г. опубликовала американский медиевист Лилиан Рэнделл [90] Randall 1960. См. также: Bax 1979. P. 192; Jones 1989. P. 208; Hunt 2007. P. 93–94. . Она была одним из первопроходцев в изучении маргиналий и позже опубликовала систематический каталог их мотивов [91] Randall 1966. . Перебрав несколько версий того, что могла означать фигура монаха или шута, сидящего на яйцах, она в итоге остановилась на самой политически заостренной версии. Рэнделл обратила внимание на то, что на рубеже XIII–XIV вв. этот сюжет появлялся во французских и фламандских, но не в английских рукописях.

А во Франции, которая неоднократно воевала с Англией за многие владения на континенте, англичан еще с XII в. презрительно называли «хвостатыми» — caudati на латыни или coués по-французски. После того, как в 1294 г. вспыхнула англо-французская война, один монах из нормандского аббатства Силли сочинил резкую диатрибу против англичан — сынов Каина. Среди прочих проклятий он уподобил их хвостатым дьявольским тварям: гадюкам и скорпионам. В трактате «О свойствах англичан», вероятнее всего, сочиненном в правление французского короля Филиппа IV Красивого (1285–1314) неким клириком из Парижского университета, говорилось, что у англичан есть хвосты, похожие на свиные; когда они гневаются, хвосты задираются, так что те не могут нормально сидеть [92] Wright, Halliwell 1845. P. 232. . Слово coué было родственно и созвучно couard — «трусливый». Оно как раз произошло от одной из древних форм слова «хвост» ( сое ) и буквально означало «с поджатым хвостом». Поэтому в позднесредневековой Франции англичан высмеивали как хвостатых трусов. От слова coué по созвучию с глаголом couver («высиживать яйца») возник еще один презрительный стереотип: англичане только и годны на то, чтобы высиживать яйца. Иначе говоря, они не только звероподобные трусы, но еще и не мужчины. В житии св. Ремигия, написанном в XIII в., эта шутка над англичанами упоминается как нечто само собой разумеющееся: святой воскресил разрезанного гуся, собрав его кости и перья, и возвратил ему возможность нести яйца — на самом деле, а не в шутку, «как ныне говорят об англичанах» [93] Randall 1960. P. 35–36. . Хотя многие историки, вслед за Рэнделл, интерпретируют маргиналии, где монахи или шуты высиживают яйца, как насмешку над англичанами, эта гипотеза выглядит не слишком убедительно. Шутки о том, что муж-чина-«наседка» — вовсе и не мужчина, в Средневековье звучали в текстах, где не было никаких антианглийских выпадов. Как напомнил французский историк Жан Вирт, первый, базовый, уровень юмора здесь — инверсия гендерных ролей (мужчина «рожает» потомство) и абсурд (человек высиживает яйца, словно птица). Англофобия лишь берет на вооружение готовую остроту, придавая ей более узкий и политически актуальный смысл. Если французские или фламандские мастера действительно хотели высмеять трусоватых женственных англичан, почему они не изображали их с какими-то ясно опознаваемыми атрибутами (как гербы или флаги), а рисовали просто монахов или шутов? [94] Wirth 2003. P. 289–290.