Тимур Хайдаров - Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.)

Именно на « Черную смерть » указывает приведенное в тексте источника описание симптоматики заболевания и большое число погибших: « и овш хракаху кровiю, а друзи железою, а не долго боляху, но два дни или три, или единъ день поболевше, тако умираху; на всякъ же день умираху, и толико множество их, яко не успиваху живш мертыхъ погребати ». Подтверждают « Черную смерть » следующие слова: « болесть была такова: прежде какъ рогатиною ударить за лопатку или противу сердцу подъ грудью или межь криль, и разболится человекъ; и начнеть кровiю харкати и огонь разбьетъ, и по семь потъ, потом дрожъ иметь, и тако в болести полежав, овш день единъ поболевше умираху, а друзи два дни, а ити 3 дни; прежне моръ былъ кровью храчюще мерли, потом железою разболевшеся, ти такоже два дня или 3 дни полежавше умираху; железа же не единако, но иному на шее, иному на стегне, овому подъ пазухою, овому подъ скулою, иному же за лопаткою » [Приселков М.Д., 1950: 383].

В дополнение к уже упомянутым в тексте « Троицкой летописи » Нижнему Новгороду, Коломне, Переславлю и Москве, автор созданного в 1432 г. « Софийского временника » добавил Кострому, Ярославль и Ростов. Причем, в последнем из перечисленных городов одной из причин массовой смертности среди населения в 1365 г., наравне с эпидемией, была обозначена засуха [ПСРЛ 6, 2000, Ч. 1: 340]. Как следует из анализа этого текста, можно говорить по крайне мере о распространении трех форм чумы: бубонной, бубонно-септической и легочной.

К ранним летописным сводам, хранящим данные о « Великом море », можно отнести созданный в середине XV в. « Рогожский летописец ». На то, что данный летописный свод был создан в более поздний период, указывает выделение сообщений об этой вспышке в отдельный рассказ « О мору великом » [ПСРЛ 15: 76–77]. Если анализировать последний, то записи, относящиеся к 6872 и 6874 гг., в целом повторяют аналогичные статьи « Троицкой летописи ».

Безусловный исследовательский интерес здесь будут представлять события, описываемые в 1365 г. В этот год чума отметилась летом в Переславле, Кашине, Твери и Ростове, где число ежедневно умерших могло достигать от 20 до 100 человек. В зиму 1365/66 гг. чума вспыхнула в Москве, откуда к лету-осени она разошлась по городам и « властемъ Московьскимъ » и территории Литвы. « И тако раздеся въ все грады, и въ Володимерь, и въ Суздаль, и въ Дмитровъ, и въ Можайскъ, и на Волокъ, и по все грады разыдеся моръ силенъ и страшенъ » [ПСРЛ 15: 76–77]. Скорее всего, движение « мора » 1364–1367 гг. происходило по водным магистралям от низовьев Волги из Золотой Орды к Нижнему Новгороду с последующим проникновением в центр Московской Руси через Оку и Верхнюю Волгу. Также определенный исследовательский интерес вызывает период активности вспышки чумы, указанный в Рогожском летописце. Согласно данным, представленным в данном летописном своде, эпидемический пик приходился на конец лета — начало зимы: « от Семена дни летопроводца до рождественского говения ». Практически без особых изменений именно рогожский вариант описания событий о « Великом море » вошел в тексты двух крупных летописных сводов конца XV в. [ПСРЛ 18: 102–104; ПСРЛ 23: 113].

Определенные завершающие выводы по « Великому мору » были представлены в « Никоновской летописи ». Особенно, следует подчеркнуть, что в тексте данного летописного свода кроме традиционного описания начала данной вспышки, городов, пострадавших от данного бедствия, и подробного описания клиники заболевания, присутствуют указания на нестабильные погодные условия: « сухмень и зной, великъ и въздухъ куряшеся и земля горяшеся, и бысть хлебнаа дороговь повсюду и гладъ велiй по всей земле, и съ того люди мряху » [ПСРЛ 11: 3–4, 6, 12, 21, 94–95]. В подаче материала о « Великом море » летописные своды XVI–XVII вв. в большей степени акцентируют свое внимание на самом историческом факте, а не на его деталях [ПСРЛ 20: 190–191; ПСРЛ 34: 112, 115, 116, ПСРЛ 35: 36–37].

Если обобщить информацию о второй ордынской (нижневолжской) вспышке чумы, представленной в русских летописных сводах, то она была куда мощнее первой вспышки и затронула практически все крупные городские центры Поволжья и Северо-Восточной Руси. Если исходить из текстов русских летописных сводов, то эта вспышка чумы возникла в ордынских землях в 1364 г. близ городов Бельджамен и Сарай. Далее поднявшись вверх по Волге, чума стала распространяться не только по реке, но и по сухопутным торговым путям. Доказательством чему является упоминание в тексте « Рогожского летописца » уезда Сары и села Киши. В отношении первого названия можно сказать, что здесь, скорее всего, речь шла о татарской крепости Сары Кылыч (Саров). Также подтверждает роль торговых путей в распространении чумы во время « Великого мора » указание в тексте Троицкой летописи о пострадавших осенью 1364 г. Нижнего Новгорода и его волости, Рязани и Коломны [Приселков М.Д., 1950: 383].

Летом 1365 г. чума вспыхнула в Переславле, Кашине, Твери и Ростове, где число ежедневно умерших могло достигать от 20 до 100 человек. В зиму 1365/66 гг. чума отметилась в Москве, откуда к лету-осени она разошлась по городам и « властемъ Московьскимъ » [Приселков М.Д., 1950: 383] и территории Литвы [ПСРЛ 11: 12].

Кроме собственно информации о самом заболевании и путях его распространения летописцам удалось отметить и климатические изменения. Так, летом 1364 г. после суровой, снежной и продолжительной зимы, приведшей к массовому звериному мору, наблюдалась необычайная жара, засуха и духота. Аналогичные погодные условия наблюдались в последующие три года. « В солнце черно аки гвозди, и мгла великая стояла около двух месяцев ». При этом отмечались массовые лесные пожары. « Того же лета солнце бысть аки кровь и по нем места черны и мгла стояла с поллета и зной и жары бяху велицы, леса и болота и земля горяше и реки пересохша, иные же места водные до конца исхоша и бысть и страх и ужас ». В конечном итоге в 1365 г. разразился большой пожар, практически уничтоживший Москву. « Того же лета бысть пожаръ на Москве, загореся церковь Всех святыхъ и оттого погоре весь городъ Москва и посадъ и кремлъ, и загородье и заречье. Бяше бо было варно въ то время, и засуха велика и знои, еше же къ тому въстала буря велика ветреная за десять дворовъ метало головни, и бревна съ огнемъ кидаше буря; единъ дворъ гасяху людiе, а инуде черес десять дворов, и въ десяти дворехъ огнь загарашеся, да темь людiе не възмогоша угасити; не токъмо не гасили дворовъ и хоромъ отнимати, но имент своихъ никтоже не успели вымчати, и пртде пожаръ и погуби вся, и поясть я огнь и пламенемъ испелишася, и таков въ единъ часъ или въ два часа весь градъ безъ остатка погоре. Такова же пожара передъ того не бывало, то ти словеть великт пожаръ, еже отъ Всехъ святыхъ » [ПСРЛ 18: 102–103].