Тимур Хайдаров - Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.)

На столь масштабный охват территорий данным бедствием косвенно повлияли действия войск Аксак Тимура. Последовавший вслед за началом вспышки эпидемии голод среди населения лишь усугубил и без того сложную эпидемическую ситуацию в ордынских землях [Sticker G., 1908: 81]. Прямыми свидетельствами этому являются: 1) поход 1398 г. Великого князя Литовского Витовта в расположенные в Днепро-Донском междуречье западно-ордынские улусы; 2) поход 1399 г. войск Великого князя Московского Василия I Дмитриевича на территорию Булгарского вилайета.

Возвышение в эти годы такой сильной и харизматичной фигуры, как Идегей можно объяснить удачной службой при дворе Тамерлана. Однако, скорее всего, большую роль в этом процессе сыграло географическое месторасположение Мангытского юрта. Именно близость к нижневолжским городским центрам и относительная удаленность от основных торговых трактов позволили этой области, в условиях непрекращающихся войн и постоянных эпидемически вспышек на Нижней Волге, стать местом переселения основной массы беженцев, идущей из ордынских городов. Поэтому, когда Идегей в конце XIV в. взял курс на утверждение в Сарае своей власти, он смог опереться на значительные людские и материальные ресурсы Мангытского юрта. Это и объясняет, почему даже Идегей в 1399–1400 гг. смог не только остановить Витовта и Василия I, но и после изгнания Токтамыша фактически стать при новом ордынском хане Шадибеке верховным правителем Золотой Орды.

Однако, вскоре между темником Идегеем и пожелавшим освободиться от его давления Шадибеком разгорелась борьба. Победителем из нее вышел Идегей, а Шадибек бежал в Дербент, где вскоре и умер. С большой долей вероятности можно утверждать, что причиной его смерти, скорее всего, стала местная вспышка эпидемии чумы. Доказательством этому является надпись, находившаяся над входом в медресе села Кубайчи: « И построено это благородное медресе в дни поражение чумой, в восемьсот седьмом году. Установления и устои жизни — религия Аллаха » [Эпиграфические памятники Северного Кавказа, 1966: 129]. Советский исследователь Л.И. Лавров, предположил, что в 807 (1404/05 г.) возникла эпидемия чумы, которую кубачинцы рассматривали как божье наказание за грехи. Поэтому чтобы заслужить прощение, они постановили построить у себя медресе [Эпиграфические памятники Северного Кавказа, 1966: 200].

Также возможность возникновения крупных эпидемий на Кавказе подтверждают современные исследования отечественных ученых [Котенев Е.С., Дубянский В.М. и др., 2016]. Согласно их точке зрения, в настоящее время на территории Северного Кавказа расположены, характеризующиеся различной эпидемической и эпизоотической активностью, пять наиболее вирулентных природных очагов чумы (Центрально-Кавказский высокогорный, Терско-Сунженский, Дагестанский равнинно-предгорный, Прикаспийский песчаный, Восточно-Кавказский высокогорный). В перечисленных очагах (за исключением Восточно-Кавказского высокогорного) циркулирует наиболее опасный для человека возбудитель чумы основного подвида Yersinia pestis subspecies pestis . В Восточно-Кавказском высокогорном очаге циркулирует подвид Yersinia pestis subspecies caucasica с пониженной вирулентностью. Проявления эпизоотической активности происходят циклически, в виде спорадических случаев, либо развитых эпизоотий в популяциях грызунов, иногда с вовлечением случайных видов диких животных или синантропных грызунов [Котенев Е.С., Дубянский В.М. и др., 2016: 613]. Поэтому не было ничего удивительного в том, что в историческом прошлом в районе Дербента с периодичным постоянством вспыхивали эпидемии чумы.

Если ориентироваться на данные, представленные в книге М.В. Долса, реконструированную им хронологическую таблицу вспышек, а также на информацию по эпидемии средневековой чумы, взятую у персидского автора Фасиха ал-Хавафи и в русских летописных сводах, то можно заключить, что вспышки, произошедшие в 1391–1393 г. в Тебризе и Ширване, 1396–1399 гг. в Улусе Джучи и 1404–1405 гг. на Северном Кавказе являлись проявлением начала третьей волны Второй пандемии чумы (1380-е — 1430/31 гг.) [Dois M.W., 1977: 309–310].

В этом случае аналогичным образом можно рассматривать и вспышку чумы 1408/09 гг. в Северо-Восточной Руси. Ее существование подтвердили данные международной исследовательской группы, полученные в 2013–2014 гг. Используя естественнонаучные методы (дендрохронологический анализ европейской и азиатской растительности, метод СЕИ осадочных пород), исследователи пришли к выводу, что в указанный период на территории Северо-Восточной Руси и Улуса Джучи разразилась крупная эпидемия чумы. Исходным источником последней явилась среднеазиатская вспышка 1391 г. При этом было отмечено, что перед большими вспышками в 1346–1348, 1364–1367 гг. фиксировались резкие перепады зимних и летних температур [Schmid B.V., Buentgen U., et al.]. Именно о резких перепадах температур и свидетельствуют летописные тексты: « Того же лета, месяца Августа, засуха бысть и мрази велицы » [ПСРЛ 11: 203].

Однако, наиболее точное указание на вспышку 1408/09 гг. предоставляют тексты русских летописей. Так в тексте Симеановской летописи можно найти следующие слова: « Въ лето 6916. Того же лета моръ бысть на люди по многымъ странамъ коркотою въ волостей Ржевьскихъ, Можайскихъ, Дмитровскихъ, Звенигородцкихъ, Переславскихъ, Володимерскихъ, Юрьевскихъ, Рязаньскихъ, Торускихъ; были и инде въ Московскихъ волостехъ » [ПСРЛ 18: 155]. Ссылки на это событие можно найти по крайне мере в 8 летописных сводах [ПСРЛ 5: 257; ПСРЛ 11: 203–205; ПСРЛ 18: 155; ПСРЛ 25: 237, ПСРЛ 26: 175; ПСРЛ 27: 265; ПСРЛ 28: 257; ПСРЛ 42: 172174; ПСРЛ 43: 167–169].

В отечественной науке пока не существует однозначной оценки этой вспышки. Так авторы крупнейшего исследования по истории эпидемий в России считали, что это был грипп [Васильев К.Г., Сегал А.Е., 1960: 33]. Другой отечественный исследователь С.И. Бараш склоняется к оценке, что это была все же черная оспа [Бараш С.И., 1987]. Определенность в этих вопросах опять же предоставляют летописные источники, где говорится об одном симптоме, характерном для чумы: « Того же лета моръ бысть на люди силенъ коркотою » [ПСРЛ 5: 257]. Впрочем, проведенные в конце XIX — начале XX в. специалистами форта «Император Александр I» в Кронштадте лабораторные исследования, подтвердили возможное параллельное протекание сразу нескольких эпидемических заболеваний [Домарадский И.В., 1998: 14].

В любом случае, нужно учитывать, что одним из главных последствий вспышки 1408/09 гг. явился московский поход эмира Идегея. Для того чтобы понять предпосылки начала этого похода нужно обратиться к политической обстановке, сложившейся на тот момент в Улусе Джучи. Сразу же стоит отметить, что в период между 1405–1407 гг. один за другим ушли из жизни основные противники правителя Мангытского юрта (Тамерлан, Шадибек и Токтамыш). Таким образом, перед Идегем была открыта дорога для восстановления территориальной целостности Улуса Джучи.