Александр Майоров - Русь, Византия и Западная Европа: Из истории внешнеполитических и культурных связей XII—XIII вв.

Доказательством сказанному, очевидно, может служить широкий размах строительства в различных частях Галицко-Волынской Руси близких друг другу по своим основным архитектурно-конструктивным особенностям и функциональному предназначению башен-столпов, которые в литературе принято называть «башнями волынского типа».

Помимо уже рассмотренных нами примеров, в настоящее время подобная башня известна в Турове. Время и обстоятельства ее сооружения неизвестны. Постройка не сохранилась до нашего времени, будучи разобранной в 30-е гг. XIX в. [1823] Ткачев М.А . Исследования памятников оборонного зодчества Белоруссии // АО за 1971 г. М., 1972; Трусов А.О . Памятники монументального зодчества Белоруссии XI–XVII вв.: Архитектурно-археологический анализ. Минск, 1988. С. 103.

Несколько башен-столпов древнерусского времени выявлено в Галицком Прикарпатье — на территории современной Львовской области. Это сохранившиеся до нашего времени, но все еще остающиеся недостаточно изученными сооружения в Дрогобыче, Пятничанах (Жидячевского района) и Скеливке (Фельштине) (Старосамборского района). И. Р. и Р.И. Могитичи датируют их второй половиной XIII — первой половиной XIV вв. [1824] Могитич І.Р., Могитич Р.І. Особливості техніки муровання і архітектурних форм Галицько-Волинського зодчества (X–XIV ст.) // Археологія. 1990. № 4. С. 62.

Ко времени княжения племянника Даниила Галицкого Владимира Васильковича относится появление в Галицко-Волынской Руси полного текста славянской версии сборника духовных сочинений, именуемого «Паренесис» и приписываемого св. Ефрему Сирину. В колофоне списка «Паренесиса», хранящегося ныне в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге (РНБ. Погодинское собрание. № 71а), значится, что книга была писана для некоего Петра, «благолюбивого тиуна» князя Владимира Васильковича. [1825] Столярова Л.В. Свод записей писцов, художников и переплетчиков древнерусских пергаменных кодексов XI–XIV веков. М., 2000. № 105. С. 119–120.

Упомянутый список «Паренесиса» является копией конца XV в. с оригинала, выполненного на Волыни во второй половине XIII в. Этот волынский оригинал считается древнейшим полным текстом славянского перевода сочинений св. Ефрема Сирина, самым ранним из всех известных ныне списков «Паренесиса», не только древнерусских, но и славянских вообще. [1826] См.: Турилов А.А. Ефрем Сирин. Славянские переводы, рукописная и старопечатная традиция до XIX в. // Православная энциклопедия. Т. XIX. М., 2008. Отдельные фрагменты и «слова», вошедшие затем в «Паренесис», известны со второй половины XII в. (см.: Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР. XI–XIII вв. М., 1984. № 128, 163).

Основу сборника составляют «увещательные (παραινετικοί) слова» Ефрема Сирина к египетским монахам, дополненные рядом поучений. В качестве вступительных или заключительных статей помещаются также Житие Ефрема Сирина, «слово от жития» Ефрема Сирина и «слово о Василии Великом и Ефреме Сирине». [1827] См.: Paraenesis: Die altbulgarische Übersätzung von Werken Ephraims des Syrers / Hrsg. von G. Bojkovsky. Bd. 1–5. Freiburg; Berlin, 1984–1990.

Появление на Волыни в правление Владимира Васильковича славянского перевода сборника сочинений Ефрема Сирина, как нам представляется, должно быть связано с проявлением особого интереса к христианскому аскетизму — отшельничеству и столпничеству.

Самый знаменитый из сирийских Отцов Церкви св. Ефрем Сирин (IV в.), сам несколько лет проведший отшельником в горах, не без основания считается одним из наиболее авторитетных вдохновителей столпничества, чья заслуга состоит в духовном оправдании этой особой формы подвижничества и его признании христианской церковью. [1828] См.: Анатолий (Грисюк), иеромонах . Исторический очерк сирийского монашества до половины VI века. Киев, 1911; Vööbus A . History of Asceticism in the Syrian Orient. Vol. 2: Early Monasticism in Mesopotamia and Syria. Louvain, 1960.

В одном из посланий к египетским монахам, переведенном на множество языков и вошедшем в состав «Паренесиса», Ефрем Сирин решительно возражает тем, кто осуждал столпничество, усматривая в нем следование древним языческим ритуалам. Впервые в святоотеческой традиции Ефрем формулирует христианское отношение к столпничеству как подвигу во имя Господа: «Одни смирили себя вретищем и железом; другие в затворе и посте поработали Господу; иные на столпах неукоризненно совершили подвиг». [1829] Св. Ефрем Сирин . Блаженства: В 55 главах. По славянскому переводу. Часть первая. Слово 28-е // Творения прп. Ефрема Сирина. Т. I. М., 1858.

В сирийском Житии Св. Ефрема, памятнике VI–VII вв., также переведенном на церковнославянский язык и вошедшем в состав «Паренесиса», описывается, как при погребении святого прощание с ним происходило в присутствии клира, народа, монахов и столпников. [1830] Bibliotheca Orientalis Clementino-Vaticana / Ed. J.S. Assemani. T. I. Hildesheim, 1975. P. 54. Последние лишь в самых исключительных случаях сходили со своих столпов, прерывая данный Богу обет служения. Описанный в житии факт красноречиво свидетельствует об особом почитании древними столпниками св. Ефрема, сложившемся если не при его жизни, то уже на ранних этапах прославления святого.

Духовная связь святого со столпничеством нашла отражение в христианской иконографии. На византийской иконе середины XV в. «Успение св. Ефрема Сирина» (Византийский музей в Афинах) святой изображен на погребальном ложе в окружении монахов; над ложем — образ Богоматери; вокруг, на пейзажном фоне, — сцены монашеских трудов, вдали — столпник на колонне, которому подают еду. [1831] Acheimastou-Potamianou M . Ikons of the Byzantine Museum of Athens. Athens, 1998. P. 114–115. Nr. 31.

Рассмотренные нами факты позволяют заключить, что как у московских великих князей в XIV — начале XV вв., так и у галицко-волынских князей в XIII — начале XIV в. почитание св. Даниила Столпника носило родовой характер, что регулярно проявлялось в княжеском именослове, а также в строительной и учредительной деятельности князей на протяжении нескольких поколений.

Представители обеих княжеских династий состояли в близком родстве, в первой половине — середине XIII в. скрепленном новыми брачными союзами, заключенными между их важнейшими представителями.