Юрий Алексеев - Походы русских войск при Иване III

3 октября — дата выступления великого князя из Москвы, четвертая точная дата, приводимая Моск. летописью. Как и предыдущие даты (8 июня, 23 июля, 30 сентября), она, по всей вероятности, имеет документальное происхождение. Тип. летопись, приводя то же известие, точной даты не называет. [517] ПСРЛ. Т. 24. С. 199.

В прямом противоречии с данными Моск. летописи о пребывании великого князя в Москве стоит софийско-львовский рассказ. По его словам, великий князь находился в Красном Сельце две недели, «а владыка глаголаше ему возвратиться опять к Берегу, и едва умолен бысть». [518] ПСРЛ. Т. 20. С. 345. Следовательно, «умоленный» архиепископом великий князь выехал из Москвы не ранее 14 октября. [519] Эту дату принимает В. Д. Назаров ( Назаров В. Д . Конец золотоордынского ига. С. 118). Итак, Моск. и Соф.-Льв. летописи дают две основные версии об отъезде великого князя из Москвы. Какой же из них следует отдать предпочтение?

Владимирский летописец (источник, относительно независимый от названных летописей) не сообщает точной даты выступления из Москвы, но свидетельствует, что «при и де на Угру князь великий» 11 октября, [520] ПСРЛ. Т. 30. С. 137. чем косвенно подтверждает официальную версию Моск. летописи о кратковременном пребывании великого князя в Москве.

Другим независимым источником, подтверждающим раннюю дату выступления великого князя из Москвы, является «Послание на Угру» архиепископа Вассиана. Это «Послание» написано после получения в Москве первых известий об отражении попыток Ахмата форсировать Угру (8–11 октября) и после того, как до архиепископа дошли сведения о переговорах великого князя с Ахматом. Следовательно, к моменту написания «Послания» великий князь уже несколько дней находился в районе боевых действий (успел провести переговоры с Ахматом), а известие о боях 8–11 октября было получено в Москве после, а не до его отъезда. [521] Этим фактом опровергается мнение В. Д. Назарова о том, что великий князь отправился в поход только после получения известия о первой победе ( Назаров В. Д . Указ. соч. С. 118; Класс В. М., Назаров В. Д . Рассказы о ликвидация ордынского ига на Руси в летописании конца XV в. // Древнерусское искусство XIV–XV вв. М., 1981 С. 287, Примеч. 17).

Чем же можно объяснить версию Соф.-Льв. летописи о длительном, двухнедельном пребывании великого князя в Красном Сельце? Для ответа на этот вопрос нужен анализ соответствующего контекста.

Рассматриваемая часть самостоятельного рассказа Соф.-Льв. летописи, как мы уже отмечали, характеризуется вполне определенной тенденцией. В изображении рассказчика глава Русского государства — ограниченный и трусливый человек, легко поддающийся чужому влиянию. Главный герой событий — архиепископ Вассиан: это он разоблачает трусость великого князя и даже предлагает самого себя поставить во главе войск.

При таком отношении рассказчика к действительности далеко не беспочвенным является предположение, что известие о длительном пребывании великого князя в Москве (Красном Сельце), противоречащее всем другим источникам, включено им для еще большего подчеркивания своей излюбленной идеи. Во всяком случае, в свете всего вышеизложенного достоверность этого известия вызывает большие сомнения. По-видимому, в конечном счете следует предпочесть официальную московско-владимирскую версию о выступлении великого князя со своими войсками из Москвы 3 октября, т. е. о кратковременном пребывании его в Москве. [522] Однако версия Соф.-Льв. летописи оказалась очень живучей. Ее безоговорочно приняли Н. М. Карамзин и С. М. Соловьев, М. Н. Тихомиров и Л. В. Черепнин, Н. С. Борисов (Иван III. С. 436) и А. А. Горский (Москва и Орда. С. 472). С другой стороны, ее решительно отвергают Г. Ф. Карпов, А. Е. Пресняков, К. В. Базилевич, т. е. исследователи, которые специально занимались изучением событий осени 1480 г. и подвергали критическому анализу летописные известия.

Как же развивались события после 3 октября, когда, по словам Моск. летописи, «князь великий поиде с Москвы к Угре противу царя»? Та же летопись указывает, что он, «пришед, ста на Кременце с малыми людьми», [523] ПСРЛ. Т. 25. С. 327. Кременец стоит на р. Луже, в 110 км от Москвы и в 40–50 км от Угры, Сама р. Лужа, впадающая в р. Протву справа ниже Кременца, образует вместе с ней естественный оборонительный рубеж на юго-западном направлении от Москвы, являясь по отношению к Угре второй оборонительной линией. Занятие этой позиции в тылу войск, развернутых на Угре, обеспечивает надежную связь с ними и прикрывает путь на Москву в случае прорыва ордынских отрядов через реку. Кременецкая позиция занимает фланговое положение к дороге Вязьма — Москва, возможному пути вторжения литовцев, и, находясь в 2–3 переходах от нее, позволяет быстро выдвинуться на эту дорогу. Кременец, Опаков (одно из самых узких мест на Угре) и Калуга образуют треугольник со сторонами примерно по 60–70 км. Гонец с донесением может достигнуть Кременца с любого места внутри треугольника менее чем за день. Кременец (в настоящее время — рабочий поселок Кременск) стоит на высоком, обрывистом берегу р. Лужи, среди покатых холмов, окруженных лесом. Лесистая местность вообще неблагоприятна для развертывания конницы, что, вероятно, учитывалось русским командованием. На левом берегу Лужи до сих пор можно видеть четырехугольное, почти правильной формы городище с высокими боками, производящими впечатление насыпных. Может быть, это часть укреплений, возводившихся в 1480 г. Никаких археологических раскопок в этом районе, насколько мне известно, не производилось. Стратегические достоинства Кременецкой позиции верно оценил польский историк Ф. Папэ: она была «превосходна, ибо не только служила резервом для корпусов над Угрой, но еще заслоняла Москву со стороны Литвы». [524] Цит. по: Пресняков А. Е . Иван III на Угре. С. 289.

Главные силы, приведенные из Москвы, были отправлены на Угру для непосредственной обороны переправ («людей всех отпусти на Утру»). Во главе войск, развернутых на Угре, стояли князь Иван Молодой и Андрей Меньшой.

Моск. летопись сообщает, что Ахмат шел «со всеми своими силами мимо Мценск и Любутеск и Одоев», т. е. по правому берегу Оки к Воротынску — городку близ впадения Угры в Оку недалеко от Калуги. «Пришед… ста у Воротынска, ждучи к себе королевы помощи». Однако «король сам не иде, ни силы своея не посла, понеже бо быша ему свои усобицы». К атому известию, общему в Сим. и Моск. летописях, последняя добавляет: «… тогда бо воева Менгли-Гирей, царь Крымский, королеву землю Подольскую, служа великому князю». [525] ПСРЛ. Т. 25. С. 327, 328.

Набег крымских отрядов на Подолию имел, видимо, незначительные масштабы. Казимир в течение ряда месяцев (с декабря 1479 г.) активно готовился к войне. [526] Базилевич . С. 148. На его решение не вступать в открытую борьбу с Русским государством осенью 1480 г. гораздо сильнее, чем набег крымцев, повлияли, вероятно, соображения общего политического характера. Польские хронисты Длугош и Стрыйковский указывают, что Казимир, несмотря на совет литовцев, не пошел на встречу с Ахматом, опасаясь могущества «московского князя». [527] Рогов А. И . Русско-польские культурные связи в эпоху Возрождения. М., 1966. С. 217. Набег крымцев не мог иметь серьезного значения уже потому, что именно в это время (в октябре 1480 г.) начался новый тур переговоров Менгли с Казимиром. По данным Литовской метрики, 15 октября в Вильно отправился крымский посол Байраш с полномочиями для заключения союза. [528] РИБ. Т. 27. Стб. 332–335. Таким образом, в критические недели борьбы на Угре крымский хан был далек от намерения оказать реальную помощь Русскому государству против польско-литовского короля. Войско, отправленное для набега на Подолию, было встречено у Перекопа королевским послом. Крымский князь Аминак продолжал уже начатый поход, в чем потом приносил письменное извинение Казимиру. [529] Там же. Стб. 335–336.