Александр Донцов - Родословная советского коллектива

Хорошей иллюстрацией служит выполненная историками С. В. Журавлевым и М. Ю. Мухиным «детальная реконструкция производственной и бытовой повседневности коллектива московского Электрокомбината — крупнейшего передового предприятия электротехнической отрасли 1930-х гг., считавшегося оплотом и «экспериментальным полигоном» социализма» [4-79] [4-79] Журавлев С. В., Мухин М. Ю. «Крепость социализма». С. 73. . Выполнив пятилетку за 2,5 года, завод и отличившиеся работники 1 мая 1931 г. награждены орденом Ленина. «Энтузиазм // разрастайся и длись // фабричным // сиянием радужным. // Сейчас // поднимается социализм // живым, // настоящим, // правдошним». «Марш ударных бригад» написан Маяковским под впечатлением визита на завод в январе 1930 г. В обширном спектре мер по «удержанию» рабочей силы поэт назвал главный, пожалуй, «росток» коммунистической организации труда — производственные коммуны. Возникшие по инициативе парткомов как разновидность «социалистического наступления», коммуны были популярны и в рабочей среде, особенно у молодежи. В производственные коммуны добровольно объединялись квалифицированные члены бригады, готовые с полной отдачей сил работать с перспективой последующей равной оплаты. Коммунары самостоятельно избирали руководителя, следили за организацией труда и дисциплиной, принимали новых членов. В коммуне электросварщиков с января по июнь 1931 г. не было ни одного прогула, лишь одно опоздание на 20 мин., производительность на 170—175% выше нормы при минимальном браке и полной стабильности состава [4-80] [4-80] Там же. С. 71. . Заработная плата коммунаров в 2,5 раза выше, чем у обычных сварщиков [4-81] [4-81] Там же. С. 75. .

Век производственных коммун на Электрозаводе (с 1932 г. — Электрокомбинат) был недолгим. Стимулированный их достижениями рост норм на 30—40% в цехе, где действовала коммуна сварщиков, введение индивидуальной сдельщины понизили доход коммунаров, которых, к прочему, принудили принять в свой состав низкоквалифицированных подсобников. «Отсутствие материальной заинтересованности привело к разочарованию. Коммуны стали распадаться. Уже в июне 1931 г. в малом сварочном цехе вместо 9 осталось 4 коммуны, а 5 перешли на положение обычных бригад» [4-82] [4-82] Там же. С. 115. . Не будем упрекать получивших дефицитную специальность сварщиков в меркантильности: забыть о прокорме семьи не в состоянии даже передовики производства. Продемонстрированные коммунами «скрытые резервы» коллективного труда вдохновили рост числа и эффективности параллельно существовавших ударных бригад, где раздел дохода производился не поровну, а по тарифной сетке. 1 октября 1930 г. их было 385, 1 января 1931 г. — 649 [4-83] [4-83] Журавлев С. В., Мухин М. Ю. «Крепость социализма». С. 119. . В 1930 г. проведен общезаводской конкурс на лучшую бригаду, цех и ударника. Небывалый размах приобрело социалистическое соревнование, персональное и коллективное. В декабре 1933 г. — 7800 индивидуально соревнующихся, в июне 1934 г. — 18840, более 90% работников завода [4-84] [4-84] Там же. С. 207. .

Не будем перечислять использованные администрацией меры стабилизации кадрового состава и стимуляции его энтузиазма. Промолчим и об издержках администрирования, гасивших «инициативу снизу». Учтем: тексты наказов, данные в 1931 г. заводчанами депутатам Моссовета и райсовета, свидетельствуют, по оценке Журавлева и Мухина, о делегировании функции принятия и реализации улучшающих жизнь решений вышестоящей власти и неизжитом «комплексе крепостного», ждущего благ от барина [4-85] [4-85] Там же. С. 30. . И все же констатируем: комплекс этот совместными усилиями рядовых работников предприятия, 70% которых в 1931 г. были моложе 24 лет [4-86] [4-86] См.: Меерович М. Г. Рождение соцгорода: градостроительная политика в СССР. 1926—1932. Иркутск, 2008; его же. Градостроительная политика в СССР (1917—1929). М., 2018. , неуклонно изживался. И организационной формой обретения чувства субъектности служили именно коллективы — коммуны, бригады, участки, цеха, т. е. трудовые сообщества нового типа. Их массовое синхронное возникновение явилось завершающим этапом создания системы советских коллективов, ставших ячейками советского общества.

Почему именно город стал инкубатором массового коллективообразования? Детальный ответ можно найти в работах историка и архитектора М. Г. Мееровича [4-87] [4-87] Меерович М. Г. Социалистический город: формирование городских общностей и советская жилищная политика в 1930-х гг. // Советская социальная политика 1920—1930-х годов: идеология и повседневность. М. 2007. С. 88. . Возобладавшая в начале 1930-х гг. урбанистическая концепция социалистического расселения «утверждает главенство целенаправленно организуемой производственной деятельности, а расселение при ней рассматривает как подчиненную — обеспечивающую, обслуживающую производство. В ее рамках место работы трактуется как главный источник укорененности людей в жизни, являясь местом: а) распределения средств к существованию (получение жилья из государственных фондов, начисление заработной платы, выдача продуктов и вещей); б) получения социальных благ (детский сад, поликлиника, санаторий, турбаза); в) организации досуга (празднование дней рождения, банкетов, «красных» дней календаря); г) получения привилегий (поощрение жилищем улучшенного качества или увеличенной площади, получение улучшенных продовольственных пайков, персонального автомобиля); д) формирования отношений между людьми на основе включения в социальные группы внутри организации и проявления людьми себя в составе этих групп в борьбе за лидерство, в борьбе за упрочение служебного положения или в борьбе за продвижение по службе» [4-88] [4-88] Александров Ю. И., Сварник О. Е., Знаменская И. И. и др. Регрессия как этап развития. М., 2017. С. 145. .

Еще одно, напоминающее оценку А. А. Зиновьева, свидетельство, что членство в трудовом коллективе — главное условие жизни горожан рубежа 1920—1930-х гг., продиктованное в том числе принятой властью градостроительной концепцией, обслуживающей индустриализацию. И все же остается тайной, как прозаическая потребность выжить, вступив в обеспечивающую существование производственную «стаю», трансформировалась в романтическое намерение сообща соорудить справедливый мир? Намерение, которое не просто возникло, но и было реализовано, по мнению многих, даже большинства современников. Быть может, революция — это и вправду обобществление не только собственности, но и духа? «Я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше». Быть может, не так уж лукавил пролетарский поэт? Не исключено, искренним было и поэтическое эхо знаменитой строфы, прозвучавшее через 40 лет. «Однажды, став зрелей, из спешной повседневности // мы входим в Мавзолей, // как в кабинет рентгеновский, // вне сплетен и легенд, без шапок, без прикрас, // и Ленин, как рентген, просвечивает нас» (Вознесенский, «Лонжюмо», 1962 г.). Что надеялся и что на деле мог высветить «государев психоскоп» в душе наших сограждан в те годы? Кроме повседневных забот и таких же радостей. Патриотическое сострадание? «Россия, я твой капиллярный сосудик, мне больно, когда тебе больно, Россия» (Вознесенский). Или патриотическое сорадование? «Я счастлив, что я этой силы частица» (Маяковский).