Людмила Федорова - Историческая проза

Расцвет империи

А репутация России, как третьего Рима, восходила выше Эвереста, и хотя обычным людям жилось непросто, и при царском дворе было неспокойно, всё-таки это был век переворотов и фаворитов, Россия всё равно процветала (и я, как христианка и патриот, верю, что будет процветать и далее наша дорогая сердцу Родина). Именно во время расцвета империи «всходило солнце» для дочери Петра Великого, Елизаветы Петровны.

В этот день, 25 ноября 1741 года Елизавета приняла решение совершить дворцовый переворот, в общем, взять власть в России в свои руки. За советом и поддержкой молодая женщина обратилась к своему ближайшему другу, медику Лестоку, довольно-таки образованному человеку.

– Ваше высочество, не очень уверен, что у вас получиться это, но я бы на вашем месте обратился к армии, особенно к Преображенскому полку и гренадёрам, причём предстал пред полками в военной форме и строил речь на обещании продолжать политику Петра первого… – высказал своё мнение Лесток.

Сначала Елизавета обиделась на своего медика за его неуверенность в победе царевны, но, сохраняя спокойствие и величавость, решила, что мысль Лестока очень полезна для неё, и отправилась в церковь молиться Богу с просьбой о помощи в этом деле. Эмоции переполняли царевну Елизавету, и она дала перед иконой Господа нашего Иисуса Христа обет, что, если встанет на трон, то никого не приговорит к казни.

Из церкви Елизавета направилась к войску. Высокая и недурственно сложенная, дочь Петра величаво возвышалась над полками. В кафтане-жюстокоре, без пудры на причёске царевна особенно непривычно походила на отца. Ратники выстроились, с немым восторгом рассматривая Елизавету Петровну, но предпочитали не высказывать пока свою позицию, словно ожидая то ли знака свыше, то ли «толчка» от претендентки на русский престол.

Елизавета замялась, пытаясь вспомнить хоть какую-то молитву, но потом ей пришла в голову гениальная мысль: она ловко выхватила распятие из рук своего духовника и громко призвала:

– Хотите ли вы, чтобы правила законная наследница нашей православной страны, дочь Петра Великого?! Тогда присягайте мне!

После такого эмоционального воззвания воцарилась тишь, но не надолго: служилый люд, не скрывая нахлынувшего ликования, бросились к библии для присяги. Елизавета с довольной улыбкой наблюдала за гренадёрами, продолжая молчать и держать руку у шеи: она так перенапряглась, что чуть не сорвала голос.

После этого новая императрица вошла в Петергоф. Шествуя по комнатам с бархатными стенами, Елизавета уже строила планы на пышную церковную службу в честь её миропомазания, думала о строительстве нового дворца и другие не менее интересные вещи.

Вдруг она остановилась перед дверкой с симпатичным узорчиком и золотой ручкой. «Странно, что-то я не помню эту комнату…» – подумала Лиза и отворила дверь и вот, что увидела: в золочёной колыбельке с изображениями ангелочков под кружевным пологом мирно спал младенец, а рядом стояла побледневшая от испуга Анна Леопольдовна. Елизавета, конечно, слышала об императоре-ребёнке, и боялась этого момента, теперь она не знала, как поступить, в голове не было ничего, кроме растерянности…

Мать маленького императора опустилась со слезами перед Елизаветой на колени. Обыкновенно, Елизавета любила, когда ей оказывали почтение, как царской дочери, но теперь ей стало действительно неудобно.

– Анна Леопольдовна, голубушка, не надо так, прошу вас… – одним духом выпалила Лиза.

Анна Леопольдовна побледнела ещё заметнее, даже немного посинела: она отдавала себе отчёт в том, что задумала дочь Петра и в том, что её крошечный сыночек – невероятная помеха планам новой императрицы, но всё же надеялась на лучшее. Всем известно, что без веры в лучшие времена ничего не делается.

– Матушка-императрица, что же теперь будет с моим сыночком? – спросила Анна, и руки её дрожали.

– Вы встаньте, я хоть человек проблематичный, но не настолько, чтобы мучить вас… – после долгой паузы медленно произнесла Елизавета и вышла в другую светлицу.

– Что будем делать, Лесток? Видишь, что из твоей затеи получилось? – гневно поглядывая на своего верного союзника, медика Лестока.

– По моему скромному разумению, законная императрица может казнить лишних претендентов на престол… – ответил явно не без намёка организатор заговора Лесток.

– Лесток, вы в здравом уме советами такими разбрасываетесь?! – не сдержала крика Елизавета на своего медика – Я… не могу этого сделать, не Ирод же я! И я… обещала… никого не казнить…

– Ну, тогда пусть живёт, но под арестом! А впредь, ваше величество, не рекомендовал бы вам давать столь громкие обещания… – жестяным голосом ответил Лесток.

Елизавета подумала, потом зашла в покои Анны Леопольдовны и вынесла приговор:

– Вы, Анна Леопольдовна, собирайте пока всё необходимое для вас и ребёночка, как малыш проснётся, скажете конвою, вас отвезут в крепость…

Долгое время после миропомазания Лизы по стране катились роскошные торжества: пали пушки, дворяне устраивали балы, а сама Елизавета с головой погружалась в торжества, даже пригласила в Санкт-Петербург известного театрально деятеля Волкова.

Расставалась императрица с деньгами очень легко. Почти всё время Елизаветы уходило на удовольствия…

В этот день Елизавета Петровна особенно была весела: состоялся её любимый бал «метаморфоз», где сама императрица была в костюме мушкетёра, придворные, чуть склонив головы, старались перещеголять друг друга в пышности комплимента внешности императрицы. Самые оригинальные слова восхищения Лиза услышала от своего возлюбленного, Алексея Разумовского, человека приятной наружности с ласковым взглядом:

– Даже в костюме мушкетёра вы, ваше величество, остаётесь одухотворённым, русским человеком с ярко выраженной женственностью!

Елизавета сразу воскрыляла, танцевальные па стали выходить особенно хорошо, при этом женщина всё время переглядывалась с Алексеем, она чувствовала себя влюблённой, и от этой мысли ей было хорошо почти до слёз счастья.

Упомрочительный по своему размаху бал подходил к концу, когда другой вельможа, Шувалов, заметил:

– Ваше величество, вы не обижайтесь, но я вам правду сейчас скажу: вы не достойны называться дочерью Петра, вы ведёте себя, как обыкновенная самовлюблённая барыня!

Елизавета покрылась пятнами, поджала губы и быстро, но не очень грациозно выскочила из танцевальной залы в свой кабинет, подождала немного, чтобы быть уверенной, что никто не зайдёт, облокотилась на дубовый стол и разрыдалась. Она всегда верила, что является главной наследницей своего отца, собиралась продолжать его политику, и, конечно, слова Шувалова ей были больнее любого оружия.