Муслим Мурдалов - Чеченцы: быт, культура, нравы, обычаи, религия. Кавказская война. XIX век

Отпустив довольно благосклонно Гребенчукских старшин, Ермолов с отрядом оставался еще около чуток на прежних бивуаках. В продолжении этого времени осмотрен лес по дороге к селению Чертого, через который предположено было сделать просеку.

4 мая рано утром войска двинулись к деревне Шали, до которой предположено довести просеку, и не в дальнем расстоянии от Гребенчука встретили чеченцев, засевших в завалах из толстых бревен, в опушке небольшого перелеска. Авангард наш ударил в штыки и тотчас опрокинул чеченцев, которые перебежали в другой кустарник, саженях во ста далее по дороге к Шали находящийся. Между тем и сам генерал, со всею свитою, выехал из первого перелеска; но лишь только показался на чистое место, чеченцы вдруг сделали по нем залп, более нежели из 20 ружей. Пули засвистали около нас – одна попала мне в седло * (пуля, попавшая в седло, после найдена и оказалась каменною. Так велик у чеченцев недостаток в свинце!),другая оцарапала легко плечо моему казаку, прочие пролетели мимо. И так Ермолов, в продолжении трех суток, два раза отделался счастливо от направленных против него выстрелов.

Не доходя до Шали, чеченцы высыпались опять, уже в большем числе, из находящегося впереди деревни кустарника. И завели перестрелку с нашими казаками. Один из них, отдалясь от прочих шагов на сто вперед, с бранью и угрозами стрелял по нашим. Молодой 17-летн ий урядник кизлярского войска, Алпатов захотел отличиться и бросился верхом во всю скачь на отважного неприятеля, но тот то же не струсил, и подпустив к себе урядника шагов на 15, сделал по нем выстрел. Лошадь урядника, сделав крутой поворот назад, упала мертвая, сам всадник был тяжело ранен и не мог приподняться с места. Чеченцы бросились к нему с шашками, казаки поспешили на помощь своему товарищу и на несколько минут завязалось жаркое дело. Казаки успели однако же спасти урядника, и из них легко ранены два человека. Чеченцев тоже ранено несколько человек.

После этой стычки, часть нашей пехоты была отправлена для истребления деревни Шали, а генерал, с одним батальоном, всей почти конницею и 2 пушками, пошел вверх по реке Джалке, для осмотра местоположения. Между тем получено известие, что в близком расстоянии, в лесу, находятся чеченские кутаны (хутора), с значительным количеством съестных припасов. Генерал приказал истребить их и взять припасы. В кутанах найдено действительно много муки, пшена, масла и в особенности меду, которым вдоволь пресытились наши казаки и солдаты. Но добыча эта обошлась нам не даром. В ничтожной перестрелке, при выходе войск из леса, ранен один солдат и убит на повал один из лучших офицеров нашего отряда, и самый красивый мужчина, на кого мне случалось видеть, поручил Борейта.

Это была последняя с нашей стороны потеря. Войска поворотив от Шали назад, не встречали уже нигде никакого сопротивления. С 12, по 17 мая, весь отряд был занят рубкой огромного просека от селения Чертои, мимо Гребенчука до шалинского поля, и по окончании этой трудной работы возвратились за Терек. В конце мая мы прибыли в Екатериноград, и выехав оттуда около 24 июня, 1 июля была уже в Тифлисе.

Весенний поход в Чечню, как из самого хода происшествий можно заметить, был предпринят с того токмо и цели, чтоб расчистить дороги в середину Чеченских земель и обезопасить проход наших войск при будущих предприятиях.

Осенью предположено было продолжить просеку до Майртупа и оттуда до герзелийского леса; потом осмотреть удобнейшие места, для продолжения безопасной же дороги через этот лес до земель кумыков, и таким образом соединить прямою дорогою крепость Грозную с Внезапною и с Таш-Кичу. Если бы это предположение выполнилось, то подвижные наши колонны, при возмущении чеченцев, или при непокорности какого либо общества. Или селения, имея свободные и безопасные к ним пути, мгновенно могли бы уничтожать всякое враждебное покушение, рассевать неприятельские сборища и толпы и истреблять непокорные деревни; и чеченцам не оставалось бы ничего другого, как сделаться всегдашними верными поданными Росси и, или, бросив занимаемые ими теперь земли, рассеяться между другими горцами, или же, наконец, быть совершенно истребленными, так, что существования чеченского народа на Кавказе, осталось бы только преданием народным.

Многие упрекали Ермолова за то, что он, оставив управление огромного, вверенного ему, края, забился с отрядом войск в отдаленный угол, против ничтожного народа, и несколько месяцев ничего не делал.

Если бы обвинение это было справедливо, то оно должно бы относиться не до одного только чеченского похода, но быть распространено на все время начальствования генерала Ермолова на Кавказе. Из 10 лет, в продолжении которых он управлял этим краем, верно более половины времени проведено или в отлучках, по особенным Высочайше возложенным на него поручениям, как то: в 1816 году в Персии, и в 1820 и 1821 годах в Петербурге и заграницею, или же в походах против горских народов; но от этого в делах не было никакой медленности и остановки. Ермолов умел там хорошо распорядиться, и так удачно выбирал исполнителей его предположений, что и в отсутствие его из Тифлиса все шло своим порядком и одушевлялось его духом. Все помнящие это время, конечно подтвердят, что никогда на Кавказе дела, по управлениям как всякому, так и гражданскому, не были произведимы правильнее, успешнее и беспрестанное, как при генерале Ермолове.

Собственно в отношении похода против чеченцев, надобно припомнить обстоятельства, которые заставили Ермолова действовать лично. Начальник кавказской области и лучший из генералов, командовавший на левом фланге, были предательски убиты. Бунт в Чечне загорелся с новой силой, и должно было опасаться восстания всего северного Дагестана. Генерала, которому бы можно было поручить укрощение этого мятежа, кроме одного начальника штаба А. А Вельяминова, решительно не было, но и на правом фланге. На Кубани и в Кабарде заметили было волнение и там надобно было иметь генерала опытного, бдительного и искусного, и один Вельяминов мог занять это место. И так Ермолов, по необходимости должен был принять сам команду над войсками, для действия против чеченцев. Ни личная опасность, равная в делах против горцев для главного начальника и простого офицера, ни сильный ревматизм, которым страдал он в это время. Ни лишения удобства и даже необходимых потребностей. Которые он переносил на равне с другими, не удержали его от того, что он считал своим долгом. В продолжении 18 дневного зимнего похода, он не раздевался и не скидывал с себя чеченского тулупа. Во все время бытности в Чечне, спал на соломе и укрывался шинелью. При нем не было никакого экипажа, даже дрожек. Во время похода, он ехал верхом, или шел пешком. Перенося стужу. Снег, дождь и все непостоянства погоды на равне с простым солдатом. Стал ли бы Ермолов подвергать себя таким испытаниям, если бы не был убежден в том, что они необходимы; и много ли найдете начальников, которые бы добровольно решились на такое самоотвержение? Но скажут, может быть, что цель всех предприятий Ермолова против чеченцев не достигнута, через пять лет они опять возмутились, нанесли нам много вреда и теперь еще остаются непокорными: а разве мало того, что чеченцы мало ускромлены были на целые 5 лет? И не доказывает ли это, что если бы Ермолов имел время окончить начатое, то чеченский народ или остался навсегда нам покорным, или был бы уничтожен?